Владимир Герасимов

Вязниковские небыли

КРАПИВНОЕ  СЕМЯ

Летало по свету крапивное семя. Нигде не жаловали его. Только разрастется, тут же набегают люди, натягивают рукавицы и ну вытаскивать крапиву с корнем.

Задумалось семя. Коли так будет продолжаться — не выжить ему. Полетело оно к волчищу серому, стало просить его о помощи.

— А что я могу? — удивился волчище. — Сам от людей гонения терплю.

Поведало семя о своем плане, согласился зверь, и дело пошло. Утащит волчище из хлева ягненка — да в заросли крапивные. Крапива его не жалит, а вот охотники туда не могут войти, для них поблажки нет. Совсем волк обнаглел. На дню по три раза  в хлев наведывается. Загоревали люди, а семя тут как тут:

— Давайте, я вокруг вашей деревни крапивную изгородь  поставлю, никакой волк не проникнет.

Думали люди, думали и пришлось согласиться. Постаралось семя на славу. Сунулся было волчище, думал сойдет. Только крапива, как кипятком, ошпарила. Весь аппетит у серого пропал.

Первое время вздохнули люди. Но только вот беда, ни в гости никого нельзя пригласить, самим никуда не съездить — крапива не пускает. Тут уж опять рукавицы надели, и ну крапиву изничтожать!

Семя — к волку. На помощь зовет. А тот ни в какую, убежал. Коварством никому мил не будешь.

КУПЕЧЕСКАЯ   ЖАДНОСТЬ

Жил купец. И такой он был жадный, что свет таких не видывал. Он и снег весной в свои ямы сгребал — пусть там тает, а осенью листья опавшие собирал. Что уж он с ними делал, никому не известно. Люди смеялись, что он подушки листьями набивает, а затем продает. Все может быть у таких жадюг.

Торговое дело шло у него хорошо. Но потом он и торговать не стал, жалко было товару. Стал складывать все по сараям да по амбарам. Сложит и записывает. Все это гниет, портится, а ему хоть бы хны. Главное, что все записано в толстую книгу. Читает он ее и радуется своим богатствам.

И книг таких у него накопилось — сотни.

Но нашелся один односельчанин, который решил поддразнить купца, мол нет у тебя золотой индейской рыбки. Как услышал про то купец — затужил, заболел.

И отправился в Индию за рыбкой. Долго ездил и, надо же, привез золотую. Правда, по дороге она у него издохла, но для него-то не беда. Главное, в книгу записать. С месяц погордился, а односельчанин снова его осадил: нет, мол, у тебя  жар-птицы африканской. Купец за чудесной птицей своего сына послал. Долго ждал, маялся.

Поиздержался сын, поистрепался, но привез-таки птичку в клетке. Правда потускнела птица в дороге, весь свой жар потеряла. Да купец не тужит, быстро ее в книгу свою толстую записал. Ходит, всем бахвалится.

Но не дает сосед купцу покоя. Опять его растревожил. Есть, мол, на свете палка волшебная — лечит людей от их главных болезней.

— А где ее достать можно? — нетерпеливо спрашивает купец.

— Могу достать тебе ее…  Далеко только ехать надо.

— Поезжай, голубчик, — умоляет тот соседа. — Никаких денег не пожалею.  

Что же, привез сосед купцу палку эту. Она и давай его от жадности лечить — лупит по чему попадя. Ну, и вылечила. Стал таким же, как все.

ЛАПА

На крутом берегу Клязьмы расположилась деревенька. Одним концом своих усадеб спускается по склону в овраг. Так и кажется огромная лапа зацепилась за берег и держится крепко. А поговаривают люди, что в давние времена, откуда ни возьмись поселился в Яропольских лесах медведище, такого и сроду никто не видел. Идет зверюга, собой красное солнце загораживает, от его смрадного дыхания цветы и травы никнут. Как ударит лапой — просека по лесу проходит. А уж рева медвежьего все боялись пуще грозы июльской. Кто оказывался поблизости, замертво падал. Долго хозяйничал медведище в округе. Правда ходили смельчаки на него с рогатиной, да силой было зверя не взять. Еле терпели люди зверюгу, а уж, когда он повадился коров таскать да жрать их, тут уж вовсе отчаялись. Ведь одной или двух ему мало. В день по пятку сжирал, брюхо-то у него вместительное было. Многих разорил ненасытный, многих по миру пустил. Вот одному такому бедняге нищему терять уж было нечего и захотел он сразиться с медведем, но не силой, а хитростью. Пришел он к зверю и говорит: знаю я средство, которое тебе поможет вечно быть сытым.

— А зачем мне это средство? — рявкнул медведь. — На мой век хватит коров, а коль они кончатся, за вас, глупых людишек, примусь.

— Но ведь, чем больше ешь, тем больше хочется, — возразил нищий.

— Это верно ты говоришь, — кивнул медведь, — что ж, показывай мне это средство.

— Оно надежно спрятано в пещерке, в обрыве, — таинственно зашептал нищий. — Снизу не достать, надо только сверху спускаться. Но не у каждого это получится.

— У меня выйдет! — рявкнул медведь.

Полез он вниз, лапой зацепился за берег. Сам сопит, другой лапой пещерку ищет. Долго не стал ждать сметливый нищий. Схватил большой топор и отрубил злодею лапу. Осталась она на берегу, а сам медведь с ревом ухнул с огромной высоты в реку да и потонул.

Деревня, что стоит на этом месте, и называется Лапино.

МАЛЬЧИК-ДУДКА

Давно это было. Жил пастушок, мальчик-семилетка. А уж какой был ушлый да на ногу быстрый, что доверяли ему односельчане коровье стадо. Все коровы приходили домой сытые и невредимые. Каждую он знал по имени и по норову. И они его любили. Была у мальчонки дудочка с чудным пением. Кто ее вырезал, от кого она досталась ему, про то нам неизвестно. Но хранил он ее, как зеницу ока. Каждые утро наигрывал веселую песню, и, заслышав ее, коровы во дворах отвечали. А уж если хозяин заспался, то на себя потом пенял. В нетерпении корова могла и ясли развалить. Злые языки поговаривали, что дудка заколдованная. А то, что от нечистого — может принести беду. Но не верили в это люди, потому что любили пастушка и ласково называли Дудкой.

Но нашелся один бессовестный, кто решил доказать, что не праздно говорит. Уж так ему захотелось быть правым, что пошел он на обман. Взял да и увел ночью свою корову далеко в лес. А поутру всполошил всю деревню, мол, не пришла его коровушка, вот до чего колдовская дудка довела. И как не доказывал пастушок, что пригонял он корову к вечеру, как ни плакал — покачивали люди головами да глаза опускали. А злой сосед радовался. В сумерки побежал он свою корову проведать, ан ее и след простыл.

Веревка оборвана… Тут уж не до шуток. Прибежал он к мальчонке каяться. Одарял всякими сластями. Ничего не взял Дудка. Но корову искать пошел, жалко ее стало. Как бы волки не задрали. Была она доброй, не в пример хозяину.

Привел ее только через два дня, исхудавший, измученный. Дудочку свою забросил, и, как ни уговаривали односельчане, не захотел быть пастухом, коли полной веры нет.