Владимир Герасимов

Вязниковские небыли

ВЕДРО

Жил в лесу старичок-лесовичок. Он смотрел за лесными порядками: чтобы лисы слишком уж не обижали зайцев и других малых и слабых зверюшек, чтобы медведи не поломали молодые деревца, пробираясь среди чащобы, чтобы вовремя запевали птицы на утренней заре. А еще он следил за дождем: ведь нужно же было напоить лес в жаркие знойные дни. В то время мало было на земле городов. Лесов всего больше. Вот лесовичок и заправлял дождями. Несколько раз на дню, кряхтя и охая, залезал он на самую высоченную сосну и плескал ведро воды прямо в небо. Вода превращалась в облачко, которое пробегало над всеми полянками и овражками и поила жаждущую землю.

Однажды прихворнул лесовичок: то ли простыл, то ли ногу вывихнул, про то нам неизвестно. А время пришло быть дождику. Забеспокоился старичок, кому доверить такое ответственное дело. Ветер, пожалуй, прольет не там, где надо, солнце выпьет — ему всегда жарко, белый месяц, соня великий, днем спит, прохлаждается где-то под кусточком, не отыщешь его. Решил внучку свою, маленькую лесовушку, попросить. Согласилась она. Набрала из лесного родника воды в ведерко и — по тропинке к высокой сосне. Шла она, и вдруг из зеленого кусточка бабочка красивая вылетела. Пролетела, затрепыхала крылышками. А они желтые с черными пятнышками. Обрадовалась лесовушка, поставила ведро на траву, побежала за бабочкой и совсем забыла о дожде.

Три ночи и три дня то солнце, то месяц разыскивали ведро, но безутешно, и только ветер наткнулся однажды на него. А те сухие и знойные дни назвали «вёдром». Так и по сей день зовут.

ВЛЮБЛЕННЫЙ РАЗБОЙНИК

Говорят, что издавно в комзяковском овраге обитали разбойники. А что, выгодным было для них это место. В Вязники на базар паустовские и сергеевские крестьяне везли товар аккурат через Комзяки. Коли собирались несколько человек, может быть и благополучно проезжали, но уж одиночки приходили домой обобранные да общипанные. И никого не жалели разбойники, никому потачки не давали.

Жила неподалеку от Комзяков девица. Жила  одна, хутором. Папенька с маменькой у ней умерли, а мужем она еще не обзавелась. И вот один из разбойников, молодой и  красавный парень, повадился к ней. Сказать точно любила она его или нет, не могу, про то не ведаю. Но и не прогоняла. Кормила, поила, а он ей по дому работал. Друзьям-товарищам про любовь свою не сказывал, потому как не принято у разбойников жить домом. Крышей у них было небо синее, а подушкой пуховой — собственный кулак. Засмеяли бы они парня и прогнали бы из своей ватаги. А не хотел он терять ни жизнь свободную, ни девицу ласковую. А ей не открывался про свое разбойничество. Молвил, что извозом промышляет. Вот такая у него была жизнь двойная.

Была у разбойников речь своя особая и свисты разные. Один свист обозначал сбор, другой тревогу. А парень этот хорошо изображал тревожный свист, звонкий с переливами, за несколько верст слышный. Когда девица жила хутором, другие разбойники и не знали о ней ничего. А тут вокруг хутора стали строиться другие, и вскоре деревенька выросла.

Не могли разбойники терпеть такое соседство и решили пограбить да пожечь новоселов. Но не получалось у них ничего. Только сбор просвистят, ан тревожный свист у деревни в ответ. Значит кто-то свой предупреждает. А это парень, как услышит сбор, бегом за околицу — тревогу давать, чтобы не обнаружили его здесь. И так каждую ночь. Ну и бросили разбойники эту затею.

А народ деревню Свистихином окрестил.

ВОЛЬНОЕ ХОТЕНИЕ

Жил у тятьки с маткой малец капризный да нравный. Только и слышалось: хочу это да хочу то. А они крестьянствовали, некогда им было потакать сыну. Но любили его без памяти, может потому и избаловали. Когда он был совсем маленьким, то и его хотенья были маленькими. Но рос он, и они вырастали: тут уж не цветочка желает, а чуть ли не луну с неба. Замучились родители, не знают куда от его «хочу» деться.

Как-то проходила по деревне побирушка, собою не видная. Худая, сгорбленная о толстой клюкой. Остановилась она у избы мальца. А он в это время требовал у матери яблок, свежих рассыпчатых, хотя на дворе стояла середина мая. Усмехнулась побирушка и поманила к себе мальца. Тот подбежал. А она:

— Хочешь все твои желания будут исполняться?

Парнишка аж рот открыл от изумления, как не хотеть. А старушка засунула руку в свою суму и вынимает два яблока красных, сами в рот просятся. А мальца дальше подмывает:

— Хочу пряников да свистулек!

И это есть в ее суме. Мать увидела, заволновалась, уж не колдунья ли побирушка. Берет за руку мальца, чтобы увести его домой. А он не хочет, вырывается. Я, кричит, к вам не пойду, вы с тятенькой все только обещаете, а эта баушка, что хочу, то и дает. Опять усмехнулась побирушка и молвит:

— Пойдешь со мной в дальние края, все для тебя сделаю.

Подумал малец и отвечает:

— Я пешком не пойду, не хочу. Вот ежели лошади и коляска...

Старуха все ублажает:

— Дак, за околицей стоит, дожидается тройка!

— Согласен! — кричит малец. — Где тройка?

Старуха в ответ:

— Дай мне твой звонкий голос, я крикну ее.

Испугался малец, прижался к мамкиной юбке. А та почуяла беду, снова увести его хочет. Старуха усмехается подзузыкивает:

— Эх ты, трусишка. Что проку тебе в твоем голосе. А так дальние страны увидишь. Да и не навсегда я беру твой голос. Отдам.

И не устоял малец… Крикнула старуха звонким мальчишеским голосом тройку.

И вот лошади оказались перед ними. Мать не пускает мальца, ревмя ревет, а тот не слушает. Уж очень ему интересно свет белый поглядеть. И вот взвились кони под облака. Малец рядом с побирушкой.

— Ну что, хорошо? — говорит она, а сама звонко хохочет.

Прискакали они на перепутье трех дорог. Остановилась тройка. Говорит старуха:

— Ой забыла я куда путь-то держать, а глаза туманом застит. Дай-ка быстрей твои зоркие глаза, а то пропадем.

Отдал малец и это. Довольна побирушка. А пареньку уж это путешествие не в радость — ничего не видит. Хотел попросить обратно глаза, а сказать-то нечем, голоса нет. А старухе и всего, что взяла, мало:

— Дай-ка память твою, дорогу лучше запомню.

Но тут уж малец опомнился. Если разум свой отдать, то всего лишится. Головой мотает, не дам, мол. Уж уговаривала его побирушка, уговаривала, ничего у нее не вышло. А без вольного хотения и колдовства у нее не получилось. Вовремя малец одумался. Долго ли коротко ли, а вернула ему колдунья и голос, и глаза.

ГНЕЗДО

Давно это было. Прилетел как-то грач (первая птица весенняя) домой с юга. Отдохнул после трудного перелета, да и задумался: пора гнездо вить, семьей обзаводиться. А с чего начинать, не знает…  Решил у птиц разных порасспрашивать. Воробей советует, горланит:

— Под застреху полезай: крепко, надежно, тепло.

Сунулся было грач туда, но оказалось тесно и неудобно. Не понравилось ему. В скворечнике темно, ни зги не видно. Отказался и от скворушкиного предложения.

Другие птицы пищат:

— Давай где-нибудь под кустиком…

Одним словом, рядит всяк на свой лад. Но ни то, ни другое не подходит грачу. Любит он на березе сидеть, особенно, когда ее ветром раскачивает. Немного голова кружится, но до того приятно, что словами не высказать, и придумал грач — тут же на березе и вить гнездо.

С тех пор, как приходит весна, раздается над березовой рощей шум и гам, мелькают черные птицы туда-сюда, вьют на вершинах деревьев гнезда. Оттого и птенцы у них привычные к высоте и ветру, смело себя потом в воздухе чувствуют.