Владимир Герасимов
Вязниковские небыли
СЛАДКИЙ МАЛЕЦ
Один малец очень сильно мед любил и на пасеке мог целыми
днями просиживать. Пасечники приметили его и стали порой просить в чем-то
помочь, ну там, поднести, подержать кое-что. А он старался от работы увильнуть.
То будто бы не расслышал, то, слышь, брюхо болит. А когда приходило время мед
есть, сразу все болезни кончались, ел он в три горла и облизывался.
Ну ладно, время шло. Надоело пасечникам даром кормить
лентяя, а он прилепился к пасеке, как банный лист. Скандал же заводить
пасечники не могли. Было такое у них поверье, коли ругаться на пасеке, то
прибытку на ней не быть. Пчелы любят покой и мир. А не то ведь они птицы
вольные, улетят, ищи-свищи. И придумали пасечники…
Пришел как-то малец полакомиться медком, видит на пасеке
беготня-суетня.
— Что такое? — спрашивает.
— Да вот, вишь ты, беда, уносят пчелы готовый мед за Клязьму
в луга и там платят дань луговому царю.
— А что за царь такой? — удивился малец.
— Да объявился там, нежданно-негаданно, вот и лютует, всех
пчел взбаламутил.
Пришел малец на следующий день, а пасечники его как издали
заметили, так опять засуетились и все про лугового царя бают.
— Да что этому царю надобно-то? — удивляется малец.
— Вишь ты, бездетный он, ищет себе наследника такого,
который мед любит. Вот и набирает свои кладовые.
— И где же этот царь обитает, как его по всему заречью
искать?
Видят пасечники, клюнул малец, обрадовались:
— Да вот, говорят люди, что надо ходить там и кричать: «Сладкий
я, сладкий, еще слаще хочу быть!»
На следующий день переправился малец на тот берег Клязьмы.
Ходил и ором орал про сладость свою. От эха голос дробится, и, кажется, вокруг
полно ходит желающих быть наследниками. Вот малец еще больше надрывается. Так
до сих пор и ходит.
СЛУЧАЙ НА ЯРМАРКЕ
Повезла баба на ярмарку в Успенский погост товара всякого
целую телегу. А была она не то чтобы сказать глупая, но малость богом
обиженная. Ехать бы ей надо по дороге, где все ездят, хоть подольше да
понадежней. А она потряслась по лесу, по всем колдобинам и корневищам. Едет,
назад не смотрит — кукушечку слушает:
— Сколько ты мне кукушечка жизни напророчешь?
А та: ку-ку да ку-ку. Что ей делать-то. А товар с воза
падает. Ямка — тыква на земле, другая — туесок с огурцами. Так вот пока
доехала, все у ней с телеги попадало. А все одно не чует. Приехала на ярмарку,
встала в ряды, глазами туда-сюда, любопытная до страсти. И опять-таки, чтобы ей
оглянуться. Час-второй пролетает, и диво бабу берет. У соседей торговля вовсю,
а к ней ни один человек не подходит. Но все-таки дождалась: цыган лошаденку
осмотрел, вокруг обошел:
— Скоко за лошадь да за всю сбрую просишь?
Баба аж заругалась:
— У меня товару всякого не продано, а ты к сбруе пристал.
Чай я не дура лошадь-то продавать.
— Где товар? — спросил цыган. Глянула баба на телегу и
взвыла:
— Обокрали! Родимые!
А ей соседи в ответ:
— Ты как приехала пустая, так и стоишь — место зазря
занимаешь. Тут баба смекнула — видать в лесу обокрали. Надо по следам ехать.
Пока доехала до дома, все и собрала. Приезжает довольная, а муж на неё с
кулаками:
— Ты чего, не продала и макова зерна, а лыбешься?
А она, мол обокрали меня в лесу, а я воров обхитрила, все
нашла.
СОСЕНКИ
Жил у одного барина в работниках красивый добрый парень. Все
работы исправлял ладно и с совестью. Он и кузнечил, и пахал, и кучером езживал,
и даже в няньках состоял у помещикова дитя. Золото, а не работник. Но почему-то
невзлюбил помещик парня. Что не сделает, все хозяину не так да не эдак. Даже
бивал его помещик. Терпел парень, терпел, да ведь любое терпение когда-то
кончается. Пришел однажды он к помещику:
— Ухожу я от тебя, рассчитывай!
Ворчал, ворчал барин да ни к чему не придерешься. Скрипя
зубами, отдал все, что парень заработал. Сам же досаду в сердце затаил.
А парню что! Он уже о будущем думает. Заприметил в одном
селе девицу, скромную, работящую. Такую ему и надо. Золото к золоту —
получается клад. Заслал сватов, а там и свадебку сыграли.
Узнал про счастье бывшего работника барин, и еще пуще
разгорелась его досада. А тут, как бы ему кстати пропали в имении ложки
золотые. Не поискавши, не разобравшись, как следует, назвал барин парня вором и
в суд на него подал. Приехали за парнем стражники и увезли. А барин уж
приготовил и свидетелей, которые будто бы видели воровство, имелись у него такие
люди без стыда и совести. Понадеялся парень на суд. Думал — разберутся в
поклепе. Да судьи-то барином тоже были куплены. Понял тогда бедняга, что дело
безнадежное, и тут только одно спасение — бежать, куда глаза глядят.
Приютился парень в лесах сосновых. Захватил туда и жену
молодую. Жили поначалу в шалашике, кормились ягодами да грибами, пили воду из
чистых родничков. В общем, не тужили.
А барин от злости маялся. Вызывал в суд родственников,
заставлял их клятвенно говорить правду. А те и не врали:
— В сосенках ищите его, там он.
А вокруг Вязников сосновых лесов много, все не обыщешь. А
парень потом избу построил. Потом дети избы понастроили. Деревня так и зовется
Сосенки. И до сих пор стоит в лесах сосновых.
ЧЕРНЫЙ МОР
Жили люди, беды не ведали. Травы убирали ,землю пахали,
солнышку и дождику радовались. И вдруг ни с того ни с сего появилась беда
лютая - Черный Мор. Не видят его, не слышат, он же злодей всех косит и старых,
и малых — никого не жалеет. Никуда от него не спрячешься: ни в погреб, ни в лес,
ни на край света не убежишь. Взмолились люди:
— Пощади, Черный Мор, не трогай! Какой хочешь, выкуп дадим.
Тут-то он людям и появился в своем мерзком обличье. Описать
его ни пером, ни словом нельзя, уж больно страшен и противен. Просит самую
красивую девицу в жены. Стали люди судить-рядить, что да как, уговаривать
красавиц идти в жены к Черному Мору. Да дело-то уж больно поганое. Никто не
соглашается. Приуныл народ. Но нашлась-таки девица, не особо красивая, но умная
и храбрая:
— Я пойду к Черному Мору, но при всем народе назовите меня
самой красивой.
Слово сказано, дело сделано. Пришла девица к чудовищу и
говорит:
— Что делать-то надобно?
— Вари мне обед, — приказал жених.
— Сварить-то сварю да вот незадача, а вдруг ты отравишься.
Скажи мне что тебе нельзя и я буду знать.
— Уж больно ты хитра, — захохотал Черный Мор, — мне все
можно.
— Ну раз все можно, то ладно, — смиренно ответила девица.
А Черный Мор призадумался. Росла в диком лесу яблоня,
яблочко с которой было для него губительно. Хорошо, что девица не знает об этой
яблоне. Ну, а вдруг она случайно сорвет яблоки и сварит ему компот. Мучить
стала Черного Мора эта дума. И яблоню-то извести нельзя, не по зубам она
Черному Мору.
Много времени прошло. И вот видит он, девица покорная,
незлобивая. Не от хитрости, верно, спросила про обед, от простоты. И поведал ей
про яблоки. Долго ли коротко ли прошло времени, успокоился, поверил жене.
Тут-то и накормила она его компотом. Издохло чудовище, как не бывало его.
|