Владимир Герасимов
Следы на снегу. Книга вторая
Вторая часть
КАТЕНА
Вот уж много лун едут Чаул с Катуш на Русь. Едут почти налегке. Фросю с того дня, как она пропала, они больше не видели. Все средства, вырученные за коней и молоденьких невольниц-подростков, ушли на поиски. Пришлось продать даже юрту и раба-кучера. Катена даже слова против не сказала. Она была не в себе. Ее только интересовали сведения о Фросе. Но утешительного ничего не было. Да и разве можно было прочесать подряд этот огромный город из юрт и саманных зданий. И тут неожиданный приказ отправляться в дорогу. Все тронулись одним обозом. Да и что толку было дальше ждать и искать. Поиски пришли в тупик. Средств на них требовалось все больше и больше. А они иссякали. Пришлось все бросить и присоединиться к общему обозу.
Катуш все время была в слезах. Она уговаривала Чаула не уезжать. Вдруг Фрося вернется на место, где они стояли, а там их нет. Чаул, гладя ее по русым волосам и целуя в мокрые глаза, говорил:
- Я уже это место не найду да и Фрося не отыщет. Этот поганец ее где-то прячет и не отпускает.
После этих слов, Катена еще пуще рыдала. Еще отчаянее был ее плач. Думал Чаул, как бы успокоить жену.
- Ты знаешь, для чего Ятох украл твою сестру? - огорошил Чаул супругу и взглянул ей прямо в глаза.
Катена помотала головой, ничего не в силах выговорить.
- Он хочет, чтобы она научила его вашему языку, чтобы потом толмачем наняться. Ехать в Уруссию, чтобы разбогатеть. Ничего плохого он ей не сделает. Наоборот, будет беречь, как курицу, которая несет много яиц. Нам надо быстрее ехать в Уруссию, а не возвращаться в Сарай. У тебя на родине ты быстрее встретишь сестру. А в Сарае он ее будет прятать. А мы наживем много бед и разоримся.
Катена как бы встряхнулась от неизбывного горя и во все глаза смотрела на мужа. Он ее нежно обнял. Она притихла в мужниных руках, всхлипнула и вдруг неожиданно уснула. А ведь до этого проплакала, наверное, две ночи.
На следующий день Катена, как бы пришла в себя. Слова Чаула, что она может встретиться с Фросей на Руси буквально вылечили ее. Она вышла из этого тупика отчаяния. И тут обнаружила, что потеряла тех юных пленниц, которых везли на Русь, на родину. Из всех остались только пожилые тетка Онисья и Домна да и то потому, что никто их не покупал из-за их возраста. Обижаться на Чаула было бы несправедливо. Она же сама требовала у него сделать все, что бы успешно шли поиски. И не спрашивала, каким способом. Главное - результат. Ей было стыдно теперь смотреть в глаза тетки Онисьи и Домны, которых от продажи спасла случайность. Но если бы Чаул и Катена оставались бы в Сарае, неизвестно, что было бы. Подруги не обижались на Катену, они жалели ее. Считали, что все их горести от Чаула. Хотя не плохой он, не злой , в отличии от его родителей, но для него они просто невольницы, которых в трудную минуту можно продать. И это у него с самого детства и по-иному думать о них он не может. Катена тоже из невольниц. Но для него она стоит на особом положении. Он никогда ее рабыней и не считал.
Обоз с переводчиками, в котором шли и две повозки Чаула, уже ехал по незнакомым ему местам. Степные пейзажи уже перемежались с незнакомыми зарослями кустарников и густых лесополос. Это пугало Чаула. Ему казалось, что из этого леса неожиданно могут выскочить урусы и пострелять их всех. Катена, несмотря на то, что никак еще не могла придти в себя после исчезновения Фроси, была в восторге от лесов, которых не видела уже много-много лет. Она выскакивала из повозки, валялась на траве под деревьями, собирала в горсти ягоды и протягивали их Чаулу пробовать. Чаул осторожно брал губами ягодку, закатывал на язык и раздавливал. Было кисловато и сладко одновременно.
Катена радостно взвизгивала:
- Какая вкуснотища!
Чаул улыбался в ответ. А Катена вдруг останавливалась и прижимала ладони к глазам, и ягоды падали из ее пальцев на землю. С изменившимся лицом она выдыхала:
- Как бы радовалась Фрося...
А потом потянулись русские деревни. И опять удивлялся Чаул, что урусам невозможно их дома передвинуть или куда-то перевести. Ведь это скучно все время на одном месте жить. Никак это не укладывалось в монгольскую голову, когда нельзя перегнать табуны или коровьи стада на хорошие травы. Урусы очень бедны. Больше трех лошадей и двух коров у них и нет скотины. Какую с них брать дань, непонятно Чаулу. Что они могут дать?
Переводчиков оставляли в больших селах и городках. Вот наконец пришло и их время . Они въехали в большое село, и распорядитель толмачей позвал Чаула к себе.
- Ты с женой останешься в этом поселении. Тебе здесь выделят жилище, и ты пока будешь жить и смотреть за этими урусами. Они хитрые, все свое богатство попрятали и говорят, что им нечем платить ясак, притворяются нищими. Когда приедут
сборщики налогов из Орды, тут ты и поможешь им разоблачить хитрюг. Смотри внимательно.
И точно, их поселили в покривившуюся на один бок избенку, где никто не жил. С опаской вошел Чаул в дом. Доски, положенные на землю, казалось, ходили ходуном. Чаул все думал, что провалится. Катена же бегала, как птичка и щебетала радостно. Ей было приятно, как при встрече с детством. Такая примерно изба была и у них в деревне. С таким же земляным полом, с такой же печью, с такими же полатями у потолка и лавками вдоль стен. И пахло так же сеном в омшаннике. А, если бы там корова мерно жевала жвачку и пофыркивала лошадь, то вообще ей бы казалось, что она проснулась от долгого сна и, сейчас откуда-нибудь выйдут отец и мамонька, брат Корнюша и маленькая Фрося, жизнь пойдет своим чередом. Губы Катены задрожали и из глаз выкатились слезинки. Нет, никто не выйдет да и изба чужая, заброшенная. Уют и живые запахи давно улетучились.
Надрала Катена березовых веток, связала их в веник и начала выгонять из избы затхлый дух. Ей помогали тетка Онисья и Домна. Когда все было вымыто и вычищено, а в печке варилась похлебка, распостраняя по всему дому сытный запах, все уселись на лавки отдыхать. Тут и заметила Катена, что тетка Онисья не в себе. Из ее глаз катились слезы. Она не успевала утирать их широкой ладонью.
- Что содеялось-то? - тревожно воскликнула Катена.
Тут-то та разрыдалась почти в голос, видимо долго удерживала на сердце муку.
- Донюшкаа моя, мииилаааяя! - говорила она сквозь рыдания. - Да, как же мне утерпеть-то? Сторонушка эта моя родная. Недалёкось и я жила. За околицу этой деревни идти к лесу, а там к реке поворачивать, а там, через поле, и село мое родное с церковкой Преображенья. Я в полоне кажную ночь во снах церковку эту видела. Отпусти ты меня, ради Христа, глянуть хошь одним глазком, кто жив може из моих сродственников.
Обняла Катена тетку Онисью, мамоньку свою названную, и тоже разрыдалась у ней на груди. Рядом хлюпала носом и Домна.
- Что ты говоришь? Да разве я тебя держу? Ты такая же вольная птица, как и я на земле русской!
Тетка Онисья подняла заплаканные глаза и недоверчиво взглянула на Катену:
- Ты-то, може, меня и не держишь, а вот твой муж не захочет невольницу отпускать!
Катена улыбнулась сквозь слезы:
- Полно, тетка Онисья. Чаул хороший, он все поймет. Да коли и не поймет, так все для меня сделает. Иди с Богом, ищи своих родных. И подругу свою бери, вместе-то легче и веселей! - добавила она, заметив унылый взгляд Домны.
Те бросились обнимать и целовать Катену. Особенно усердствовала Домна:
- Уж ты прости за все обиды тебе от моего дурного языка.
Собрались они, навязали еды в узелки и ушли в неведомое, ибо не знала Онисья, живы ли кто из ее родных да и цело ли село.
Почти вслед за тем, как они ушли, в избу явился Чаул. Осмотрев равнодушно прибранную горницу, он спросил:
- А куда ты послала наших невольниц?
Катена напряглась:
- Я их вообще отпустила. Тетка Онисья из этих мест. Ее родное село недалече. Она хочет узнать, жив ли кто у нее.
Чаул недоуменно посмотрел на жену:
- А вдруг они не вернутся?
- И пускай! Это их дело. Они на своей родной земле. Они не должны быть здесь рабынями! - в голосе Катены звучала твердость.
Чаул не знал, что возразить, хотя и не был согласен с женой.
- Как же теперь мы будем жить? Нам теперь нечего продать, если что?
-А кому ты собирался продавать невольниц? Таким же, как и они русским людям? Так у нас не принято торговать людьми. Тебя бы побил первый, кому бы ты это предложил.
Чаул насупился, но в словах жены была истина, поэтому обижаться не хотелось.
Катена обняла мужа, прижалась к нему:
- Пойми, не могу я быть хозяйкой других людей, коробит меня от этого.
Отмяк сердцем Чаул и с улыбкой гладил ее большой живот:
- Ты же беременна? Кто же тебе поможет в хозяйстве?
- Ой! - хихикнула Катена. - Велико у нас хозяйство! Огромны у нас палаты - порты да заплаты.
- У вас, урусов, все по-другому. Я не знаю, как говорить с урусскими жителями. - пожал Чаул плечами.
- Потому, что ты не свой здесь, как враг. Ты должен узнавать, много ли у людей богатств, а потом докладывать своим, кого и как пограбить. - грустно произнесла Катена. - Я хоть и русская, но твоя жена, и не знаю, как ко мне будут относиться люди.
Катена тяжело вздохнула. Она сняла с головы платок и стала расчесывать свои золотистые волосы, чтобы как-то отвлечься от плохих мыслей. Чаулу нравилось смотреть на волосы любимой и особенно прикасаться к ним, прохладным и мягким.
Монгола очень тяготило, что ему придется быть участником ограбления этих бедных людей, у которых и брать-то нечего. Они смотрели на него со стороны настороженно, и, вряд ли будут идти на сближение. Как на них можно обогатиться, не мог понять Чаул.
Катену вынула из узла икону, которую ей подарила тетка Онисья и поставила на сохранившуюся в красном углу полочку и, встав перед ней на колени, стала, двоеперстно крестясь, молиться Пресвятой Богородице и кланяться головой до полу. Ее волосы, то расстилались по половым доскам, то взлетали, подобно птичьему крылу, вверх.
Чаул с интересом смотрел на жену и еще больше дивился урусскому люду. Что может быть ближе ему, чем Катуш. Но он никогда не видел ее такой. Она была, как бы не здесь, а где-то далеко, куда уносили ее мысли и слова, которые она шептала. Но они были непонятны Чаулу. А вся она сейчас казалась чужой. Он даже испугался. Вернется ли она в действительность или так и останется стоять на коленях и шептать эти заклинания?
Она стала похожа на монгольскую шаманку. Та же истовость и отрешенность. Монголы так не молятся. У каждого в кибитке и юрте вырезанная из дерева фигурка бога Сульдэ или иных богов. Сульдэ приносит монгольским воинам успех в боях, а пастухам целостность стадов и табунов. Но ему не нужно молиться, а надо в честь него приносить в жертву жирных ягнят. Урусы своим богам жертвы не приносят, а разговаривают с ними, как с близкими. Вот и сейчас Катуш просит своего бога, чтобы он сохранил ее сестру Фросю и помог встретиться ей с матерью и братом и чтоб в их семье было все хорошо.
В дверь постучали. Вслед за стуком, не дождавшись ответа, вошла средних лет женщина в легкой шалёнке и понёве. Она с любопытством оглядела комнату, Чаула, Катену, остановилась взглядом на иконе в красном углу и перекрестилась.
- А я так, шабров проведать! - воскликнула она без всякого вступления,обращаясь к встающей с колен Катене. - Гляжу не басурмане вы. Може чё надоть?
- Спаси бог! - ответила Катена. - Мы тутот -ка недавно въехали.
- Мужик-то тоже во Христа верует? Вроде обличьем-то не наш.
- Он монгол.
- Каке вы оба молоденьки! А он так вообче мальчишонка. И махонький какой, соплей перешибешь! -качала она головой.
Нависло какое-то напряжение.
- Чё это ты за него вышла-то? Он чё тебе-ка по скусу? - усмехнулась женщина.
Почувствовала Катена в ее голосе недоброе. Не ответив на ее вопрос, промолвила:
- Толмачи мы, переводить с монгольского будем.
- Эвон, - поджала женщина губы - грабить русский люд, чтоб сподручнее было?
Катена растерялась, покраснела, не знала, что ответить.
Женщина пригляделась к ней:
- Э, девка, а ты вродь на сносях?
Потупила глаза Катена, кивнула.
- Монголенком что ль?
Спросила она это с таким брезгливым выражением лица, что Катена вся сжалась от обиды, будто бы она носила в себе какую-нибудь мерзкую зверушку.
Весь разговор происходил на глазах у Чаула. Он все понимал и решил, что пора вмешаться, защитить жену:
- Вы мозно уходит, не обизат мой супруг, ей тязело.
Женщина взглянула на монгола и хмыкнула:
- Да кто ее обижает? Насрать больно!
Резко повернулась и уже в двери добавила:
- Тьфу на вас! По мне, я бы удавила такого робенка ишшо в утробе.!
И она громко хлопнула дверью.
- Что он сказал? - напряг лоб Чаул. - Я не понял последний слов.
- Да ничего особенного. - еле сдерживая слезы, ответила Катена. - Ругалась всяким непотребствием.
Не хотела бы она, чтоб все это понял Чаул, и , слава Богу, не все еще русские слова он знает.
- А почему она ругается? Что мы ей плохого сделали?
- Чаул, ты ведь приехал сюда не, как друг! Ты должен будешь узнавать у них, сколько у каждого добра, а потом говорить это своим. А ваши будут отнимать добро, собирая дань.
А кому это понравится, если у него отбирают то, что он нажил. Ты здесь, как соглядатай. Поэтому к тебе и будут относиться, как к врагу.
- Я же приехал не по своей воле. - тяжело вздохнул Чаул.
- А они-то откуда это знают? - обняла Катена мужа и загрустила. - Трудно нам будет здесь жить.
- Но ты ведь уруска, они тебя примут.
- Я твоя половинка и для них такой и буду. Они не смогут относится ко мне по одному, а к тебе по-другому. Нас или примут, или не примут.
- Странные люди урусы! - поцокал языком Чаул.
- Да ведь и у монголов все не просто. Как меня не хотели принимать твои родители, вспомни.
- Так ведь приняли.
- Потому, что ты их сын. Деваться-то некуда.. У вас соседи далеко, а то бы им тоже не понравилось.
Чаул согласился с Катуш. Все, кому он говорил, что у него жена уруска, вытаращивали глаза и смотрели на него, как на больного.
На следующий день решились молодые вместе выйти на улицу и с кем-нибудь познакомиться. Не все же такие, как вчерашняя гостья.
Домишки были расбросаны по деревне. Около каждой избы небольшой тын спереди, а позади никакой загороди не было. Избы стояли на пригорочках и у каждой бегали куры, в буйной траве привязаны к колышкам козы. Везде бегали голопузые детишки. Заметив Катену с Чаулом, они замирали, открыв рты, а, как только те подходили, с визгом разбегались по домам, но с любопытством выглядывая из-за дверей с крыльца. Катена взяла с собой несколько горстей сушеного сыра, намереваясь угощать ребятишек.
Но это невозможно было сделать. Она протягивала на ладони кусочки курута. Дети подходили и взяли бы, но их настигали сердитые голоса бабушек и мам. Один карапузик схватил горсточку курута и помчался домой, шлепая босыми ногами по траве. Его встретила с прутом мать и жиганула по кулачку так, что все рассыпалось по земле и карапуз завопил басисто благим матом.
- Зачем вы так! - отчаянно крикнула Катена. - Это же вкусно!
Женщина посмотрела на Катену, как на пустое место, не ответив ей. Она, ругая и подхлестывая прутом свое чадо, загнала его домой.
Видимо, вчерашняя злая гостья прошлась по всем домам и описала молодых в самых черных красках.
Катена с Чаулом почувствовали себя в деревне, как прокаженные. Что говорить про Чаула? Катену никто не воспринимал, как свою, русскую. Что она не пыталась только делать! И с подарками ходила к соседям - ей не открывали двери. Намеревалась советоваться с женщинами о беременности - никакой отзыва.
Катене стало страшно. Скоро у ней подойдет срок, а они, как в пустыни живут. Не от кого помощи ждать, если, что не так пойдет при родах. Чаул тоже в этом деле ничего не смыслит. Ходит и вздыхает, не зная, чем успокоить жену, как ее утешить.
Однажды за окном стояла серая дождливая погода. У Катены кончились все надежды на будущее, которые осенними черными листьями слетали с деревьев. Она уповала только на Богородицу, посылая ей слезные молитвы. В сенях послышались шаги, скрипнула дверь. Вся мокрая от дождя вошла боком женщина. Узнать ее сразу было нелегко. Катена съежилась от страха. Вдруг это снова злая соседка? Что пришло ей на ум - неизвестно.
Женщина стала разматывать шаль, и вдруг Катена услышала знакомый веселый голос:
- Здорово ли живете?
Катена аж вскрикнула от радости:
-Тетя Онисья!
Она бросилась ей на грудь и разрыдалась и больше не могла ни слова выговорить. Чаул от перенаполнения чувств улыбался дрожащими губами, топтался рядом и не знал, как благодарить Онисью за то только, что она вернулась и принесла им надежду на спокойную жизнь. Он уже не видел в ней прежнюю невольницу, а это был какой-то близкий им человек.
- Ну я так и знала, что у вас не все ладно... - она скинула боты и села устало на лавку. - вот и вернулась потому. Сердцем чуяла.
- Ты же пошла родных искать? - робко спросила Катена.
Онисья вздохнула тяжело:
- Никого-то я не нашла. Всю деревню сожгли, одни печки торчат. А куды все делись, некому и подсказать. И церковка заброшена, из крыши ажник деревья растут.
- А Домна где? - оглянулась Катена на дверь, думая, что та сейчас войдет.
Онисья грустно покачала головой:
- Она пошла искать свою деревню, может ей повезет. - она посмотрела опасливо в сторону Чаула, ведь они ушли с подругой без его разрешения. Чаул почувствовал на себе виноватый взгляд Онисьи, и, выставив вперед обе ладони, повторял:
- Все холосо! Все холосо!
- Ну и гоже! - всхлипнула Онисья и продолжила:
- Домна меня звала с собой. Я не пошла. Чего смотреть на чужую радость, коли ей повезет. И лишняя я буду. Это ведь в горе люди сближаются, а радость у всех своя. Да и поминаючи тебя, сердце мое изболелося. Трудно тебе брюхатой-то ходить. Неопытна ты, молода. Да и люди рядом обозленные...
Онисья помолчала, думая о чем-то своем, и взглянула на Чаула:
- Дак ведь и понять их надо...
Погладила Катену по волосам:
- Только тебе от этого не легше. Хлебнула уже, чать?
У Катены задрожали губы:
- Коль тебя Господь бы не прислал, я б не знала что и делать-то! Наш дом все обходят.
А на волю выйдешь, зверями смотрят.
- Охохонюшки -хо-хо... - горестно выдохнула Онисья. - Тяжкие годы - тяжкие грехи!
Катена и Чаул не могли наглядеться на тетку Онисью. Это, как после долгой -долгой непогоды, вдруг сквозь тучи прорывается солнце и наполняет все вокруг радостью. Высыхают все дождинки на листьях и травы поднимаются вверх.
Оно и в самом деле жизнь изменилась. Не страшно было выходить на улицу. Весь быт Онисья взяла на себя. Как раньше мучилась Катена с печкой: все у ней подгорало, выкипало, опрокидывалось. Ведь она была маленькой, когда ее угнали в плен. Для Онисьи печка была в радость. Вспоминала она бывшую на родине жизнь. В ее доме была такая же печь, с которой она справлялась в два счета. Чай, один печник и клал..
Тут почти не было никаких чугунков и ухватов. Онисья пошла по соседям, чтоб попросить у них лишнее.
У соседей, как только они узнавали, о ком хлопочет Онисья, холодели глаза и сжимались губы. И они даже поперву отказывались с ней разговаривать.
- И что же эти дети вам плохого сделали? - хмурилась Онисья. - Им ведь всего по пятнадцать годочков. Кому из вас они дорогу перешли?
- Вот так дитя, пузо прет из-под юбки! - смеялись ей в глаза.
- Коль так в жизни получилось, вешаться что ль? Надо жить продолжать. - кивала горестно головой Онисья. - Вот уж кому-кому, а мне бы их ненавидеть! Родители монгола притащили меня силком в свою поганую степь, разлучив с детьми, с домом. И я жила у них рабой с полдесятка лет. А вот избавили меня от плена эти два дитенка. И кому вы собираетесь мстить? Сиротке, которую тоже пригнали в плен, убив ее отца. За это время она потеряла и мать, и брата, и сестру. Ей повезло, полюбил этот юный монгол. Родители его были против, но он все превозмог и даже женился на ней. Хотя по ихним законам это невозможно. Но они остались вместе.
Женщины, которым Онисья рассказывала все это, были потрясены. Они смотрели на нее и слезы у них текли сами собой.
- И как же встретила Катену родная земля? - продолжала Онисья. - Все захлопнули перед ней свои двери. Вы оставили ее погибать с невинным неродившимся дитем у ваших порогов...
- Но она нам ничего не говорила о своей судьбе. - пытались оправдываться женщины.
- А вы хотели ее слушать? - у Онисьи дрожали губы. - Она к вам шла со своим горем, а вы отворачивались.
- Батюшки, грех-то какой! - хлопали по коленкам и качали головами женщины. - Это все Глаферья, сплетница, всех смутила. Ходила по домам и всех настраивала.
- Слава Богу меня надоумил Господь вернуться к детишкам, а то сгибли бы они.
- Дак ведь права Глаферья, - ввязалась в разговор бойкая бабенка, поджимая губы - что приехали они нас грабить. Монгол-то этот ходит да зыркает по дворам, где у кого, что лежит.
Бабы загомонили:
- Да-да! Истинно!
- Ой и глупы вы, как я погляжу. Дак, если вы их уморите, приедет из Орды отряд да зачнут всех вас пытать. А деревню или сожгут или пришлют такого злого соглядатая, что вы все застонете. А с этими дитятками всегда можно договориться. Тем паче Катена не даст вас в обиду. Она же своя, русская. Чаул все для нее сделает.
- В самом деле Бог послал тебя , чтоб нас вразумить, и твоими устами молвит! - опять загалдели бабы.
