Владимир Герасимов

Следы на снегу

ХУЧУ

Давно уже жил старик-монгол из милости в походной юрте воина Хучу. Его жена Жулхе ухаживала за стариком, подносила ему душистое вареное мясо, кумыс в миске. Растирала ему бесчувственные ноги. А старик только и мог хрипеть своим безголосым горлом да плакать от умиления, глядя на добрую хлопотливую Жулхе. Хорошо, что у Хучу несколько юрт на колесах и некоторые катятся пустыми. Так разве жалко кибитку для немощного старика?

Добрая душа и у Хучу, и у жены его Жулхе. Подобрали они старика, полузамерзшим и простуженным у страшного урусского леса. Так и не смог Хучу привыкнуть к этим лесам, страшили они его. Помимо русских лучников, подстерегающих отставших всадников, ютились там и злые духи. Когда приходилось ехать мимо, ёжился Хучу, сердце у него замирало. Как же это можно жить в этих краях? То ли дело степи зеленые да травянистые. Далеко кругом видно. Никакой враг не подстережет. А тут… Потому-то, как увидел он лежащего под деревьями старика, почти запорошенного снегом,  да представил себя на его месте, аж передернуло его. Выскочил он из своей кибитки да втащил его в порожнюю.

Жулхе постелила там шкуры, раздела незнакомца, закутала его в них. А старик весь пылал в горячке, бормотал что-то хрипло, задыхаясь в кашле…

А потом Жулхе предположила, что старик, видимо, важный человек. И одежда у него богатая и на пальце кольцо немыслимой красоты. Ходил Хучу смотреть на это кольцо, и решил на всякий случай никому не говорить про старика до поры до времени,  прятать его. Вдруг умрет, скажут, что убил Хучу его за кольцо. Уж потом, как оклемается, то сам попросит свести его с кем-нибудь.

Много дней не приходил старик в себя, а потом и глаза раскрыл и есть стал с аппетитом. Вот только говорить у него никак не получалось, одни хрипы. Да и ноги еще не отошли. Крепко, видать, урусский холод просквозил его.

Как-то Жулхе сказала, что застала старика, любующимся на кольцо, и он тут же руку под себя засунул и сжался весь, а потом, уразумев, что оно для нее не тайна, размяк, захрипел горлом, силясь сказать что-то да только ничего у него не получилось. Но в дальнейшем не видела Жулхе на его пальце этого кольца, куда-то спрятал его старик.

Поначалу Хучу обида в сердце куснула. Не украдут же они с Жулхе это кольцо, раз не сделали этого раньше, когда старик был в бессознательном положение. Чужое добро им не нужно. У них с женой своего вдосталь. В этом походе разбогатели они малость и конями, и рабами, и одеждой, и  утварью. Жулхе наряду с ним входила в побежденные города, а то, что ей нравилось, выхватывала порой прямо из огня. Накидывала аркан на здоровых урусских девок и вела их в кибитки, покалывая в спину саблей, чтобы повиновались ей.

Визгливых ребятишек лупила плеткой, загоняя в кибитки, связывая их друг с другом веревкой по ногам. Несколько кибиток набиты пленниками и все равно оставались порожние для еще большей добычи. Так что ничего от старика им не нужно. Хучу с Жулхе радовались, что закончился поход, повернул хан Бату войско домой. Скоро забудутся эти ужасные урусские леса и засвистит в ушах родной степной ветер. Приедут они домой как раз к травам. Заржут радостно кобылицы, хватая травинки губами. Будет в табуне Хучу много коней после продажи захваченных рабов. Конечно и себе оставят сколько-то рабынь и маленьких урусов на вырост. Ведь большого количества пока прокормить не смогут. Наконец-то Жулхе отдохнет от нудной работы, а будет только покрикивать на рабынь, заставляя их трудиться. О такой жизни давно мечтал Хучу. И, пожалуй, эти мечты сбываются.

С опаской пошел Хучу в урусский поход. Не хотелось с женой расставаться, только что жить они начали семьей. И была у них только юрта и повозка с одной единственной лошадью. А потом решили ехать в поход вдвоем, как и многие делали. И как хорошо, что так надумали. Ведь, пока он штурмовал крепость в рядах других воинов, Жулхе стерегла добро, а уж, когда крепость была взята, она вместе с другими бабами лезла за добычей. Тут уж он, отдыхая, охранял кибитки. Вот так за одну зиму они и разбогатели. Но, конечно, опасности было много. Урусы злые, как собаки. Бьются до смерти, пока не прикончишь их. А если раненый и может еще размахивать мечом, то близко подходить опасно. Однажды Хучу чуть было не убил такой вот раненый. А уж во время штурма, сколько раз бог Сульдэ спасал от верной смерти. Рядом с ним идущие батыры падали и от стрел, и сваливались с высоких крепостных стен.

Но все это позади. Приятно возвращаться, когда на душе хорошо. И этот старик совсем не обуза. Его дети и внуки порадуются тому, что Хучу спас его и пригрел. Надо подарить ему урусскую рабыню, пусть она ухаживает за ним, пока не найдет он своих родственников. Ведь не жить же найденному в семье Хучу вечно. Жулхе сказала, что тот уже разговаривает и может рассказать, кто он и откуда. Возможно, надо помочь ему отыскать близких.

Пошел Хучу в кибитку невольников. Вытащил, не глядя, за руку одну из женщин и повел ее к старику. Невольница с растрепанными волосами, с опухшим от слез лицом, с накинутым на плечи тряпьем, упиралась и пыталась что-то сказать Хучу. Но тот ее не слушал, да и что толку, непонятна ему урусская речь. Хлестнул он плеткой ее по спине, чтобы была покорнее и потащил дальше. Она зарыдала, затряслась вся. Конечно, все понятно, не нравится ей быть в неволе. Но что поделать, такова ее судьба.

Удивленным взглядом встретил старик Хучу с плачущей рабыней. А тот сердито прикрикнул на нее и подтолкнул к лежащему на шкурах больному. Она упала и, приподнявшись на локте, испуганно озирала юрту.

- Это тебе мой подарок, незнакомец! - широко улыбнувшись, молвил Хучу.

Обрадовался старик. Его морщинистое лицо расплылось в улыбке, глаза превратились в узкие щелочки. Он протянул руку  к распростертой на полу невольнице и ущипнул ее за тугую белую кожу на щеке. Она отпрянула от старика, вскрикнула от боли. А он цокнул удовлетворенно языком и вкрадчиво молвил:

- Благодарю тебя, мой добрый спаситель! Достоин ли я такого подарка?

Хучу уселся на шкуры, поджав под себя ноги, показывая, что хочет поговорить:

- Ты в таких летах, что тебе помощь необходима. А рабыня будет и пищу варить, и ноги твои снадобьем натирать, все будет делать, что ты ей велишь.

Покивал в ответ старик и из его уст полилась красивая речь:

-  Да, много я в жизни трав потоптал, но без тебя, благородный и великодушный воин, закончилась бы на земле моя судьба и остался бы я в снегах злой Уруссии. Великий бог Сульдэ вознаградит тебя за твою щедрость и участие во мне.

Приятно было слушать это Хучу. Да и говорил старик витиевато, не то, как простой неотесанный монгол. А тот продолжал:

- Не только Сульдэ, но и солнцеликий хан всех ханов Бату вознаградит тебя за спасение своего верного слуги. Я его сам лично об этом попрошу.

Кровь ударила в голову Хучу. Так и есть, этот старик важная птица. Вот удача, так удача.

Тут невольница, оправившись от щипка, что-то забормотала, обращаясь уже к старику. Тот ее выслушал и стал распрашивать на непонятном для Хучу, видимо, родном ее языке. А она, увидев, что ее понимают, с еще большим жаром принялась лопотать, размахивая руками. Старик велел ей замолчать и обратился к Хучу:

- У этой женщины здесь где-то две маленькие дочери. Так ли это?

Хучу непонимающе смотрел на старика. Взрослые рабыни и дети находились в разных кибитках. И кто они, и есть ли среди них чьи-то дети, откуда знать. Вопят и взрослые, и маленькие, а о чем, ему, Хучу, неведомо. Да и ни к чему ему это. Почти все взрослые пойдут на продажу да и дети тоже. Но, конечно, по отдельности. Кто тут будет разбирать?  Поэтому-то Хучу недоуменно пожал плечами. Невольница завыла, умоляюще протянув к нему руки, и, упав на шкуры, что-то запричитала. А старик продолжал:

- Одна девочка постарше другой, у обеих белые волосы, зовут Фрося да Катя.

Неприятно стало на душе у Хучу. Зачем старик говорит все эти подробности? Уж не хочет ли он, чтобы Хучу отдал ему и девчонок? Разве мало ему этой рабыни? Хитрый старик.

- Нет у меня таких, - холодно произнея Хучу, показывая, что ему совсем не нравится этот разговор.

Что-то опять сказал старик невольнице. Та запричитала громко и надсадно. Он прикрикнул на женщину, и вдруг стал щипать ее с вывертами и очень больно за руки, за щеки, за грудь и за живот. Она завыла уже от боли. Но старик опять закричал на нее, уже перестав щипать. Невольница смолкла и только, постанывая, терла побагровевшие места. Опять было хотела что-то объяснить, но тот, нахмурившись, угрожающе потянулся к ней рукой. Она испуганно отпрыгнула и затихла.

Хучу ободряюще кивнул головой, ну и старик, справился с рабыней. И раздражение прошло, не претендует на девчонок, просто так спросил.

- Ты знаешь по урусски, старик,

- Я, Джубе, любимый переводчик солнцеподобного и великого хана Бату! - горделиво ответил больной и его лицо стало таким важным, что не подступись. - Сам бог Сульдэ послал меня к тебе, воин. Ты должен гордиться этим и благодарить судьбу. За мое спасение Бату осыплет тебя щедротами…  А я назначу тебя главным нукером своей охраны.

С противоречивыми чувствами шел Хучу от Джубе. То, что его ожидают награды от самого Бату, это было неплохо, а вот то, что переводчик решил привязать его к себе, очень не нравилось. Ведь, возвратившись в степи, хотел Хучу забросить саблю и начать кочевую мирную жизнь, развести табуны, заиметь детей. Больше ему ничего не надо было. А тут все меняется, и так, как ему бы не хотелось.

Жулхе тоже расстроилась. Ведь если Хучу будет нукером у переводчика, то куда деваться ей, жене. С собой он ее брать не сможет. А сама она одна пасти табуны не сможет, не бабье это дело. Приуныли они. Жулхе предложила:

- Может быть отдать толмачу дочерей этой рабыни?

- Да они ему не нужны. Раз он при дворе у хана, то он, верно, очень богат.

- Он сказал тебе об этом? - спросила Жулхе, подавая мужу чашу с кумысом.

Хучу отпил несколько глотков, вытер губы:

- У него не поймешь. Он ведь не говорит попросту. Но он велел мне набирать из воинов охрану для него. Я так думаю, что, если он сможет содержать отряд нукеров, значит богат. Да ты и сама рассказывала, какой у него на пальце перстень.

Жулхе кивнула головой:

- Такой красоты я еще не видела в жизни…  А он тебе не говори, как же очутился в лесу без охраны, полузамерзшим, брошенным?

- Да я и робею теперь спросить. Ведь он переводчик у самого Бату. Может быть и нельзя об этом говорить.

Жулхе обняла мужа, горестно вздохнула:

- А что же нам теперь делать? Как же заведем табун? Ведь, если ты станешь нукером, то будешь ездить с войском.

Хучу успокаивающе поцеловал жену:

- Может быть старик, еще и передумает. Ведь он еще даже на ноги не встал. Приедет к себе домой, у него нукеров-то, наверное, хоть отбавляй. А мне он это просто из благодарности предложил. Ведь я, считай, спас его. И верно не будет против, если я откажусь и не захочу быть его нукером.

…Два солнца не виделся Хучу со стариком. Днем их караван нудно тянулся путями-дорогами. Но до степи было очень далеко. Когда смеркалось, вставали на ночлег. Кибитки ставили вокруг костра. Варили и жарили баранину и конину. Окрест вились вкусные запахи. Помимо кибиток Хучу неподалеку расположились и кибитки других возвращающихся на родину воинов. Ведь все еще надо быть начеку, всем вместе. Не уехали монгольские воины с урусской земли. То и дело проезжали они мимо сгоревших деревень, почти засыпанных снегом. Попадались и руины городских крепостей, которые они же и брали штурмом. В лесах еще прятались недобрые урусы. Бывало, выскакивали они с воплями из лесочков и нападали на караван. Особенно старались отбить пленных. А урусские дети и женщины, заслышав шум нападения, начинали визжать и кричать, указывая, где они. Потому-то старались монголы останавливаться на ночлег посреди поля, подальше от лесков и перелесков. Если было вдоволь сушеного творога хурута, то не стали бы они и костры жечь. Поели бы его и насытились. Но кончился хурут, хотя много было в мешочках, когда только еще шли на Русь в начале зимы. У урусов нет еды пригодной для путешествий и кочевий. Привязаны они к своим домам и деревням, и скот их жирный и ленивый, не привыкший к долгой дороге, не выдерживает и дохнет.

Вот обо всем об этом и хотел Хучу поведать Джубе и уверить его, что надоела ему урусская земля, и что жаждет он навсегда остаться в родных степях. А быть нукером совсем не входит в его планы. Досадно было Хучу, что приходилось, как бы оправдываться перед доселе совсем неизвестным ему человеком, чуть ли не просить разрешение делать по своему. Как будто не Хучу спас старика от смерти, а наоборот, и теперь чем-то ему обязан. Наверное, надо было похолоднее отнестись к его благодарностям, а Хучу сам залез к нему в силки. И вот теперь к своей же кибитки, где сидит старик, подходит с каким-то непонятным страхом. И все же надо перебороть себя…

Хучу по-хозяйски вошел внутрь кибитки. Старик лежал на шубах, а рабыня натирала ему мазью ноги, как раньше делала Жулхе. Хучу поприветствовал его улыбкой, но тот даже не взглянул в его сторону, как будто и не заметил прихода.

- Получше ли твоим ногам? - как бы непринужденно обронил Хучу, но сердце его сжалось.

Тут Джубе, будто бы смилостивившись, окинул Хучу недовольным взглядом и, нахмурившись, сердито пожевал губами. Не отвечая на вопрос Хучу, он спросил:

- Набирается ли отряд нукеров? Ты долго не был. Я вот теперь думаю, а ставить ли тебя во главе отряда?

Хучу поспешно ответил:

- Я за этим и пришел к тебе, Джубе. Я совсем не хочу быть нукером. Мы с женой решили кочевать с табунами и…

Джубе остановил его, подняв руку:

- Ты, может быть, забыл, несчастный, что служишь в войске солнцеликиго Бату. Разве ты не помнишь, что если в бою отступит и струсит один, то убивают всю сотню воинов, в которую он входит.

Хучу обидчиво воскликнул:

- Я никогда не отступал и не трусил!

- А сейчас? - выпуча глаза, крикнул Джубе.

- Но сейчас не бой! Великий Бату сказал, что в награду за то, что его воины принесли ему победу над урусами, кто хочет, может уходить из войска, когда мы вступим на землю Великой Степи?

- А разве мы уже в Великой Степи? - скорчил недоуменную физиономию Джубе.

Хучу озадачился. Он не знал, что отвечать этому злобному старикашке. Он уже жалел, что заметил его полузамерзшим на дороге. Самые коварные мангусы нашептали ему мысли, чтобы он приютил этого неблагодарного.

Джубе, будто бы разгадав горькую думу Хучу, зло зашипел:

- Ты, что это возгордился нечестивец? Разве это не твоя обязанность охранять великого хана и любимых слуг его, разве бог Сульдэ не по милости великого Бату вознаградил тебя добычей? Разве мало батыров погибло, не видя и малую толику твоего добра?

Хучу стало страшно. Старик прожигал его взглядом насквозь.

- И ты еще смеешь говорить что-то о мирной жизни, о жене, о табунах. Моими устами молвит великий и солнцеподобный Бату. И если я хочу, чтобы ты стал нукером, значит этого хочет великий хан. Ты что же противоречишь ему?

Хучу понял, что он вконец закабален, а оправдываться, это значит еще больше злить старика.

- Я должен наказать тебя за твою дерзость, - продолжал распаляться Джубе, - иначе великий Бату спросит с меня, почему я потакаю малым воинам его. Ты должен отдать всю свою добычу, весь скот, всех рабов, все кибитки сейчас же в пользу Великого Хана. Пока я возьму управление над всей твоей собственностью. А, когда я переговорю с солнцеликим, то мы решим вернуть тебе ее или нет?

У Хучу сердце замерло от этих слов и язык как бы парализовало. А старик откинулся и, прикрыв глаза, обронил:

- Иди, сообщи о моем решение жене своей, а потом придешь с оружием и встанешь на пост у моей кибитки.

Обреченно поникнув головой, шел Хучу к Жулхе, не зная, как сказать ей про то, что они нищие. Он не смотрел на свое богатство, которое ему уже не принадлежало. Горестно думал, а чем же он теперь отличается от рабов, с которыми делал вчера все, что ему заблагорассудится.

Когда Жулхе выслушала мужа, она жалобно завыла, упала на землю и стала рвать на себе волосы. Хучу слушал ее вопли и молчал.

А чем он мог утешить ее.