Владимир Герасимов
Следы на снегу
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Беспокойные ночи у князя в последнее время. Да и как же
иначе? Днем еще можно взять себя в руки, а вот по ночам одолевают его страшные
видения. Мучает его призрак чернеца, которого казнили по его, князя,
скоропалительному приказу, в тот последний день, когда он уезжал из Владимира.
Упреки чернеца продолжали терзать княжеское сердце, что, мол, конец земле
русской проходит и всему его княжескому семени. И не спрятаться во сне от
выпученных кроваво-красных белков, от дикой ухмылки чернеца. От этих видений
кровь пульсирует в висках, порой кажется, что голова вот-вот разорвется. В
груди сдавливает, и не может князь отдышаться.
Нет, чернец! Нет, проклятый! Пока стоит Владимир крепость и
Русь жива, и все семейство его ждет своего господина. А Владимир никакая еще
вражья сила не брала: крепки стены, надежны ворота, глубоки рвы. Попробуй
сунься! Да если бы он не был уверен в
неприступности крепости, разве бы он уехал собирать силы на сторону? Да и сыновья
в силе, и Всеволод, и Мстислав. Воевода опытный, Петр Ослядюкович. Советовали
Юрию жену, дочерей, внуков, снох спрятать в далёких монастырях, чтобы в случае
чего остались они живы. Усмехнулся тогда князь: да Владимир надежнее любых
тридевятых земель, чего же тут мудрствовать-то.
Тревожны слухи - видели татарей уж у Переяславля да под
Ростовом Великим. Ну и что с того? Обошли поганые неприступные твердыни
владимирские, ищут орехи податливые да слабые. Для того и стал Юрий
Всеволодович лагерем на берегу реки Сить, собирает войско, чтобы разбить
незванного неприятеля. Вскоре стянут свои войска братья Святослав и Ярослав,
сыновец Василько Ростовский. Сила великая будет в руках князя. И, наконец-то
покончив с этими нехристями, можно победно вернуться в столицу через парадные
Золотые ворота, выставив на пике башку хана татарского Бату и осененные
великокняжеским стягом со Спасом Нерукотворным.
Сейчас стяг развевается над избой, где остановился князь.
Специально местные плотники скатали новый бревенчатый дом под княжескую
временную резиденцию. Не в палатке же обитать и не в слепых мужицких избах. Дух
победный должен быть крепок и начинаться с малого. А так все тут попросту:
лавки по четырем стенам, на них спит Юрий и сидит. Тут же собирается Военный
совет. Тут и стол, за которым Юрий обедает. Да больше ничего и нет. Конечно,
обязателен киот с иконами, молится князь искренне, произносит каждое слово
молитвы трепетно и с верой. Услышит Господь его и даст победу русскому оружию.
А для этого надо братьям его забыть и непонимание, и обиды, может быть,
учиненные друг другу. Ведь жизнь была большая и всякое случалось особенно в те
времена, когда делили они между собой города и власть стольную. Обижал и он,
Юрий, и его обижали. Умолять надо Господа об утолении этого внутреннего пожара
обид и неприязней. Ведь у всех кровь одна, и перед опасностью все должны стоять
вместе. А врага нечестивого надо прогнать, чтобы не топтался он между городов
русских, ожидая слабины. Ведь вот Коломну-то сожгли проклятые, говорят и Москве
та же участь была…
Прикрыл князь глаза и горестно вздохнул. Ничего не слышно
про сына Владимира из Москвы. Сгиб ли? Спасся ли?
Шумно дыша, вбежал дружинник:
- Княже, Василько приехал с объезда!
- Зови, зови его, - встрепенулся Юрий Всеволодович и
стряхнул с себя горестные думы.
- Дядюшка! Не гоже у нас получается! - сразу заговорил
Василько, широким шагом, войдя в комнату.
- Что стряслось?
- Да больно уж редки и малочисленны станы наши стоят. Кучно
сейчас нужно быть!
- Вот подойдет Ярослав со своими людьми, там разберемся.
- Да не видно что-то дяди Ярослава, а Дорош с разведчиками,
вы ведь ведаете, докладывают, что подтягиваются татаре.
Юрия Всеволодовича раздражала настойчивость племянника, хотя
он понимал, что Василько прав, но не хотелось верить, что поганые уже рядом,
как будто по пятам идут.
- Верно разведчики это, что паниковать-то!
- Коли так, слава бы Богу, - коротко молвил Василько и
быстро вышел прочь из комнаты. Обиделся, знать, то-то губы сжал в полосочку, а
ноздри вверх взметнулись, отметил Юрий Всеволодович. Ну да ничего, командующий
должен быть один. А Васильку следовало только доложить об обстановке, а не
делать какие-то выводы и словно бы утыкать его, великого князя, носом в дерьмо.
Не любит князь этого. Выводы главнокомандующий будет делать сам. Да, конечно,
надо бы встать общим станом, сгрудиться. Об этом Юрий думал. Но вот не
получается. Несколько прибрежных деревенек, а между ними чистое поле,
обдуваемое всеми ветрами. В одной деревеньке он, в другой брат Святослав со
своей дворней. А Ярослав придет, тоже на особицу захочет. Чтобы всех собрать на
Совет, так надо в разные стороны посыльных отправлять. Все, как и раньше, всяк
в своем уголке сидит и в свою дуду дудит.
Уж сколько лет минуло со дня прихода Юрия на великокняжеский стол, но не
могут братья до конца примириться с этим.
Ярослав, когда сговаривались соединить здесь все войско для
разгрома поганых, обронил непонимающе: «Уж отсиделись бы»! Не понимая, что больше пекся великий
князь о малых городах, о слабых орешках, которые Бату разгрызает без труда. Уж
Рязань на что была мощна, а вот, поди ж ты! Да теперь-то уж они и сами поняли.
Юрий встревожился после взятия Коломны - тактика отсидок тут не годна.
Неприятеля надо заманить и на открытом поле разгромить. А
тут без большой силы никак не обойтись. А силы-то этой накопить пока не
удается. Главное, Ярослав подошел бы вовремя. Вот тогда бы битва получилась
славная. А еще он велел сыновьям Всеволоду и Мстиславу, как уйдут татаре от
Владимира несолоно нахлебавшись, пойти след в след за погаными с войсками
владимирского гарнизона. Будут наступать неприятелям на пятки. Так, что
окружение будет полное и окончательное.
Да разве впервой для ушей великого князя победное русское «ура!»
От приятных раздумий князя Юрия отвлек голос слуги. Его лицо было испуганным и взволнованным:
- Княже… из Владимира… вестник!
- Где он? Где же?.. - нетерпеливо вскочил Юрий со скамьи,
вглядываясь в проем двери. Вошел мужик в изодранной одежде, заросший бородой,
нечесанный с воспаленными глазами. Он перекрестился на иконы, затем поклонился
князю.
А тот подскочил к вошедшему:
- Ну что? Как там во Владимире? Говори! Воевода или
княгинюшка письмецо прислали? Давай его сюда! - и Юрий Всеволодович нетерпеливо
протянул руку.
Но мужик некоторое время стоял, переминаясь с ноги на ногу,
мучаясь от неведомой боли, не зная, как выговорить те слова, которые
приготовил.
У князя в груди закипал гнев:
- Кто таков? Говори! - нахмурил он брови.
- Авдей я, охотник.
- Что ж посыльным притворяешься? - рыкнул снова Юрий.
- Не посыльный я! Из Владимира иду к твоей милости.
- Hy! - княжеский голос набирал крутизну, чтобы обрушиться
на виноватого всей своей мощью.
- Княже… - мужик прикрыл глаза и по его щекам прямо в бороду
покатились слезы, - нету более Владимира… сожгли его поганые…
Юрию Всеволодовичу показалось, что этот плюгавый мужик
ударил его со всего размаха по щеке. Он отшатнулся и вскрикнул:
- Как ты смеешь, погань!
Он схватил мужика за плечи и затряс, будто бы вытряхая его
из лохмотьев. На мгновение ему показалось, что это тот же казненный наглый
чернец с его ехидной улыбкой, только меняющий как сатана своё обличье. Мужик
захрипел в безжалостных руках князя. Ноги его подкосились, и он выскользнул на
пол.
- Убрать! Убрать! - закричал князь, отшатнувшись от упавшего
тела.
В комнату на крик сбежались дружинники.
- Запереть! - указал князь на лежащего мужика и, задыхаясь
от гнева, добавил. - Я допрос ему учиню… потом.
Появился испуганный Василько Константинович, забыв обиду:
- Чего содеялось-то?
Тяжело дыша, Юрий Всеволодович показывал глазами на мужика,
которого охранники волоком тащили прочь.
- Эта подосланная тварь посмела сказать мне, что татаре
сожгли Владимир!
Василько, потупясь стоял и молчал. Князю было странно,
почему тот не возмутился и даже не удивился.
- Я пытками к вечеру выведаю у этого холопа правду. Он мне
поведает, кто подослал его! - гнев продолжал клокотать в княжеской груди.
- Княже… - дрогнувшим голосом промолвил Василько, -
посланник этот, пожалуй, правду молвит.
- Какую правду? - Юрий Всеволодович похолодел. - Или ты ума
лишился?
- Вот уже с неделю слухи по всем деревням идут. Только никто
точно не знает. Кто что говорит.
- Почему я об этом ничего не ведаю?
- А что докладывать-то, слухи они и есть слухи, - Василько
горько вздохнул. - А этот мужик пришел из самого Владимира. Он стоял на защите
крепости. Он все своими очами видел.
У Юрия Всеволодовича заходили желваки:
- Что же воевода и сыновья никаких вестей не шлют? Почему
нет княгининого посланника? Я что, должен верить какому-то грязному мужику? -
великий князь снова стал закипать от гнева.
Василько потерянно потупил взор. Князь тяжело сел на скамью,
прислонился затылком к прохладной бревенчатой стене и прикрыл веками глаза.
Немного помолчал, отходя от волнения, и устало промолвил, обращаясь к Василько:
- Дай знать воеводам и князьям, чтоб на Совет собирались. А
пока оставь меня.
Василько вышел. А Юрий Всеволодович никак не мог
успокоиться. Нет, конечно же, он не поверил мужику, что стольный Владимир-град
мог так быстро сдаться врагам. Об этом князь не мог предполагать даже в грустных
размышлениях, которые порой накатывались на него. Только одно из двух: или
мужик подосланный, или же все это снится ему в самом дурном сне, и надо всего
лишь только проснуться…
А слухи, о которых говорит Василько, это ерунда - всегда,
когда люди чего-то страшатся, по устам ходят разные выдумки. Но почему ж так
долго нет вестей ни от Агафьи, ни от Петра Ослядюковича, ни от сыновей? Просто
разом погибнуть они не могли. Разгадка-то как раз в том, что обложили басурмане
крепость так, что никто и выбраться не может.
Мужика этого пытать и пытать надо, он признается, что врет.
А потом казнить у всех на виду, в устрашение.
Князь Юрий обхватил голову руками. Казнить-то он казнит. Но
что от этого изменится. Много было за всю его жизнь казнено людишек. Но облегчило
ли это душу? Вот чернец до сих пор к нему является и мучает, мучает…
Если бы все только зависело от его княжьей воли, но все
зависит от провиденья Господня. Князь повернулся к иконам, перекрестился:
- Господи, не дай свершиться самому худшему. Дай силы и
разума мне, Господи!
Он опустился на колени. Негоже перед ликами молиться сидя.
Как можно просить что-то у Бога, не предав себя смирению. А уметь усмирять свою
гордыню, размышлял князь, надо и перед людьми. Но как научиться этому, чтобы
люди не обознались, не приняли это за слабость и сломленность. Он, великий
князь, должен стоять над всеми. Может быть то, что предопределено простым
людям, на него, на помазанника, не распостраняется. Ну, попробуй, ослабь вожжи,
тот же Василько сын Константина, возгордится и начнет думать в каких-то своих
правах. А уж что говорить о братьях Святославе и Ярославе? Ведь лет двадцать назад после смерти их отца
ввергли они, братья, в страшную междоусобицу Русь. На всём небольшом пространстве
между Ростовом, Владимиром, Костромой лилась рекой кровь, стонали стоном люди
русские. То он, то Константин брали верх поочередно и садились на стол княжить,
а братья переметывались то к одному, то к другому, как им было выгодно. Русь,
как смертельно раненый зверь, изнемогала в истоме и взывала о пощаде.
А теперь ее мучает враг, неведомо откуда взявшийся. И вот
перед лицом его надо бы забыть обо всех обидах и подозрениях да не получается.
Если представить на мгновение, что прав мужик и сожгли татаре Владимир, то кто
тогда он, Юрий, без стольного града? Куда же идти ему? Опять в Городец, куда
Константин загонял его после первого сражения?
А такого финала братья может быть и ждут. Вот Ярослав давно уж должен
быть здесь со своими полками, а от него ни слуху, ни духу нет. Выжидает что ли?
Конечно, кем для братьев будет Юрий, если Владимир сожжен, а все люди побиты?
Кто будет разговаривать с князем, у которого ничего нет? Перенесут стол в
Ростов Великий, как когда-то хотел Константин, а его, Юрия, и спрашивать никто
не станет.
Застонал от досады князь и стукнул по столу кулаком.
Подсвечник со свечой повалился, пламя затрепыхало и воск с перевернутой свечи
закапал на пол. Юрий взял свечу в руку, но вместо того, чтобы поставить ее
назад, смял ее, мягкую, горячую, в кулаке, и комок швырнул в угол комнаты.
Нет, надо успокоиться, не так-то все просто. Eсли татаре
смогут взять Владимир, то уж Ростов и остальные города для них будут легкой добычей.
Об этом же должен задуматься Ярослав, если он держит свое войско в потайке,
где-нибудь в ближних лесах, не собираясь вступать в совместную драку… А вдруг
он сговорился с татарами?
В комнату вошел княжеский слуга Ослядок и поставил молча на
стол еду. Но Юрию Всеволодовичу совсем не хотелось, есть и он, как бы не
замечая посуды, спросил слугу:
- Явился кто на Совет?
Ослядок зажег на столе потухшие свечи и кивнул:
- Да, княже.
- Зови.
Слуга скрылся в дверях, и вскоре стали заходить, внося
свежий морозный дух, люди. Они рассаживались на скамьи молча, зная, что Юрий
Всеволодович не в духе. Только слышались скрип и стук сапогов, чьё-то сопение и
покашливанье. Неподалече сел я брат князь Святослав, уже немолодой, хотя и без
единой седины в бороде. По натуре Святослав был тихим незлобивым человеком и
особенно-то, не в пример Ярославу, не рвался к большой власти. Сидел в своем
Юрьеве Польском тихохонько и уже не вступал ни в какие коалиции. Тут же
самостоятельный Василько Константинович. Рядом воеводы костромские, угличские,
мышкинские, кснятинские, командир разведывательного отряда Дорофей Семенович.
Все расселись и ждали слова Юриева. А он никак не мог
сосредоточиться, с чего бы начать:
- Вы, верно, ведаете, что пущен слух, будто поганые сожгли
Володимир. Истинно это или ложь, я пока не знаю. Слишком тверда для каких-то
степняков крепость Володимирская. Да и гарнизон я там оставил сильный, про это
было столько раз говорено…
По комнате прошелся шелест приглушенных голосов. Кто-то не
знал про эти слухи, кто-то ведал.
- Да пришел ко мне, якобы из Владимира, некий мужик и
поведал о сожжение крепости. Я учиню подробный допрос этому нечестивцу, и он
мне все выложит.
Василько Константинович привстал:
- Великий княже, а не лучше ли выслушать его на Совете?
Возможно в его словах имеется некая истина.
Заходили желваки у Юрия Всеволодовича. Опять Василько лезет
вперед. Из молодых да ранний.
- Истину у этого мужика я познаю сам. К тому же, ты видел в
каком он состояние. Ему еще в себя придти надо.
В комнате повисла гнетущая тишина.
- Нам же надобно
готовиться к большой битве, независимо от того, жив ли Володимир град или нет.
Поганые слетаются сюда, яко вороны, и нет вестей ни от Ярослава, ни от моих
сыновей. Если они не помогут, то войскам туго, очень туго придется. Не кучно
стоим мы. Разрежут нас враги и перебьют поодиночке. Пора, пора сбиваться.
Юрий Всеволодович повернулся к начальнику разведывательного
отряда Дорофею Семеновичу:
- Какие твои новости?
Тот прокашлялся и забасил:
- Ничего нового не поведаю, княже, пока малыми отрядами
кружат поганые близ деревень, главные силы, видать, не подошли.
- Коли подойдут, не поздно ли будет? - сдерживая гнев,
спросил ядовито князь. - Не пора ли разведчикам подальше пойти да познать, где
главные-то силы, далече ли они. Али побаиваетесь?
Лицо Дорофея Семеновича побагровело, губы дрогнули:
- Княже, для дальней разведки и народу-то поболе надо, а у
меня-то их… - он махнул рукой.
- Дак возьми народцу-то, возьми. Без разведки слепы мы. Бери
самых шустрых да чтоб кони под ними свежие да быстрые были!
Дорофей Семенович расплылся в довольной улыбке:
- Это дело!
- Иди, поспеши, не рассиживайся. Сейчас самая твоя пора.
Победа наша в твоих руках. Застанут нас врасплох, яко курей лиса, погибель наша
будет. Я так, чаю, из каждово отряда выделят тебе воев.
Юрий Константинович прошелся по лицам сидящих за столом. Все
согласно закивали головами.
- Ну и ладно, - великий князь немного помолчал, удивляясь
общему согласию. Обычно обязательно находился кто-то, кто возражал. Пусть даже
по такому мелкому поводу, что и сейчас. А нынешний Совет какой-то тихий. Неужто
из-за слухов гибели стольного града? Ведь там осталась вся семья Юрьева.
Сочувствуют.
- Что, нешто никаких более вопросов не имеете? Ведь с
завтрашнего дня повелеваю скучиться всех в этой деревне, где моя резиденция!
- А где воев размещать? Где припасы брать? - сразу же
загалдели за столом. Вопросы сыпались, страсти рвались, как пар из кипящего
котелка.
- Где? - усмехнулся князь, - будто внове вам дело ратное.
Где по избам располагайтесь, где палатки ставьте, где костры разжигайте.
Ненадолго ожиданье-то. Не заставят себя поганые ждать. Скоро явятся. Не об себе
пекусь. Не себя хочу заградить вашими щитами да мечами, а чтоб не достались вы
легкой добычей врагу. Об этом же уведомьте Ярослава, как он явится сюда и иных
прочих.
- А не захлопнут нас тут всех в ловушке, не окружат? - взял
слово Святослав.
- Так для этого и пекусь я о разведке, нешто не ясно? -
раздраженно сжал губы Юрий. - Как разведчики сообщат нам о вражьем приближении,
так и тактику сменим сразу же.
- Что же, все ясно, княже, - отозвался Василько, - к чему
разговоры говорить, надо дело делать.
- Ну коли всем все ясно, Совет закрываю! - поднялся Юрий
Всеволодович и за ним все остальные. Когда разговоры и шаги утихли за дверями,
великий князь позвал слугу Ослядока:
- Как там, мужичок-то оклемался?
- Да, княже.
- Вели, пусть приведут его. Выпытыватъ буду всю истину.
- Что и Кащея позвать?
- Ладно уж, пока и
без Кащея обойдемся, а там видно будет, спервоначалу с глаза на глаз поговорю.
Юрий Всеволодович везде возил о собой пыточных дел мастера
Кащея. Тот одним своим видом наводил ужас: глаза навыкате, нос плоский, как
будто его и вовсе нет. Дыхание смрадное. Огромные красные заросшие волосом
лапищи. Как начнет выкручивать суставы у жертв - улыбается. Но преданный, как
собака. В бою князь держит его рядом. Все опасаются. Мечом он владеет искусно.
И как только успевает на коне вокруг виться, князь диву дается. Но ни разу не
был ранен Юрий, даже и задет с тех пор, как завел Кащея.
Постукивая сапогами, дружинники ввели мужичка. Тот
пошатывался, еще, видимо, не отошел от княжеской хватки. Его посадили на скамью.
Он сидел с опущенной головой.
- Ну что, холоп, кто тебя подослал? - приступил князь к
допросу.
- Не холоп я вовсе, - вымолвил тот. - Вольный человек и по
вольному хотению пришел к тебе.
- И пошто же ты ко мне явился, - усмехнулся князь. - По
вольному то своему хотению.
- Поведать, как люди твои геройски бились насмерть, - снова
тихо промолвил мужик, не поднимая глаз на князя.
- Ах, вон как? Ты думаешь без тебя мне некому об этом
поведатъ?
- Может быть и некому… - бесстрашие в голосе мужика поразило
князя.
- Нешто ты мнишь, что из всего Владимира, ты один остался в
живых?
- Почему же, остались живые.
- И что же они молчат? Меня что ли опасаются?
- За других я не смею говорить.
- А ты один такой бесстрашный да совестливый? - снова ярость
стала закипать в княжеском сердце - А сам и глаза страшишься поднять. А если я
тебя на дыбу да заплечных дел мастер распрямит тебя как следует. Что на это
скажешь?
Мужик долго не отвечал, а потом поднял воспаленные красные
глаза и снова тихо промолвил:
- Княже, а что это переменит?
Юрия Всеволодовича всего передернуло. Ему вновь привиделось,
что заглянули в него безжалостные глаза
чернеца того, владимирского.
Взвился князь от боли, схватился за голову и побежал в
другой конец горницы, чтобы спрятаться, чтобы не видеть. Услышал голос мужика.
- Княже, прости за мою дерзость, не держи сердца. Всем ныне
трудно, всем.
От этих слов откатилась волна раздражения в Юрии
Всеволодовиче и как-то еще не осознанно показалось ему, что не посланный мужик,
но признаться в этом противилось все его естество. Ведь, если мужик прав, то
значит погиб град Владимир. Но этого не может быть!
Если он поверит мужику, то предаст город. Князь несколько
раз прошел в душевном оцепенении от стены к стене, сел подле мужика на лавку:
- Я не могу верить тебе, пока собственными очами не увижу
то, что ты мне поведал. - Ты тоже бился
на стенах Владимира?
- Да! Я потерял там
жену, браточада и шурина… - глаза
у мужика были наполнены слезами. Нет, нельзя так притвориться. Еcли бы он был
подосланным, то он бы по-другому вел себя. Валялся бы в ногах, уговаривая
поверить. А этому и самому не хочется верить в то, что он произносит.
- А что ты знаешь о моей семье? - с опаской услышать
страшное и потому с некоторой робостью спросил князь.
- Я не ведаю, где они сейчас. Только видел собственными
глазами, как погиб твой сын Владимир.
- Владимир? - у князя глаза полезли на лоб, и задрожал от
обиды и гнева подбородок. - Вот ты сам себя и выдал, тать! Владимир не мог быть
в городе. Он в Москве был!
- Княже, не гневайся, а послушай меня. Владимир сгиб не в
крепости. Татаре привели его, яко зверя в веревках к Золотым Воротам еще перед
штурмом, дабы устрашить нас и тут же убили его.
- Значит, он был в плену, - выдохнул с отчаяньем князь.
- Истинно так. Моя дочка Настенка тоже была украдена
погаными, и в плену встретилась с твоим сыном, ухаживала за ним.
- Какая дочка?.. Когда ухаживала? - князь слушал рассеянно. Он
был поражен вестью о гибели сына.
Слова цеплялись одно за одним, потом распадались, но не
связывались в общую цепь. И уже, не слушая мужика, он встал перед ним,
заглядывая пристально в глаза, надеясь, что они уж не обманут.
- А про других что ведаешь?
Про княгиню?..
- Не знаю, - Авдею был тяжел этот пронизывающий взгляд
князя, но он не отвел глаза. - Я слышал только что князь Мстислав со своими
воями из Золотых ворот… прямо в гущу врагов…
- Ну и!.. - вскричал Юрий Всеволодович.
Авдей отвел глаза:
- Поганых было тьма-тьмущая…
Князю стало очень душно в комнате. Он выскочил из неё. Вслед
за ним с шубой и шапкой вылетел Ослядок. Но князь не чувствовал холода, не
видел снега. Он только чувствовал, что на него накатывается огромная волна
чего-то страшного, становится все больше и больше, и вот-вот поглотит его.
Кругом толпились испуганные люди, ржали
кони, трещали костры. А вверху - огромное бескрайнее небо, а за рекой
Ситью такие же бескрайние заснеженные леса. От всего этого князь впадал в
неизбывную тоску. Может быть зря он ушел из Владимира? Может быть он похож на зайца, за которым гонится
охотник и вот-вот настигнет.
Впервые за всю свою ратную жизнь почувствовал он себя
беззащитным и одиноким, хотя кругом было много вооруженных дружинников. Когда
во время грозы молния с треском ударяет где-то поблизости и сердце сжимается в
ужасе, и некуда спрятаться, некуда бежать - всюду она достанет, если захочет.
Вот такое же чувство было сейчас у Юрия. Если вдруг всю его семью поубивали
враги, то для чего же ему жить на свете? Какой из него великий князь, когда у
него, может быть, нет приемника на княжество из сыновей и даже из внуков? И если он победит и останется жив,
разбив вражескую погань, что за жизнь
одному?
- Что содеялось, великий княже? - послышался знакомый голос
и он увидел перед собой воеводу Жирослава Михайловича, небольшого роста
крепкого коренастого мужчину. Он стоял в шубе нараспашку и испуганно смотрел на
князя. Этот вопрос заставил Юрия Всеволодовича
резко остановиться, сжать кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Нет,
нельзя так распускать свои чувства на людях, нельзя. В доме, где никто не
видит, это еще куда ни шло. А на глазах всего войска… Да пока еще ничего и
неизвестно. Ну Владимир!.. Ну Мстислав!..
А он все еще великий князь. И впереди у него битва, которую надо
выиграть.
- Я ищу тебя, воевода! - вырвалась из уст первая попавшаяся
фраза.
- Меня? - непонимающе промолвил Жирослав Михайлович, - да я
никуда далече и не отлучался.
- Надобно послать кого-либо ко граду Владимиру, разведать
что там и как там.
Воевода понял, что все это сказано от отчаянья и
безысходности. Что толку посылать во Владимир кого-то: и не успеют обратно да и
не проберутся, коли вокруг кишмя кишит татарская разведка. Но воевода
почтительно кивнул Юрию Всеволодовичу в знак согласия и отошел. А князь одел,
как следует накинутую Ослядоком шубу, прошелся от костра к костру, где
устраивались воины, натягивая палатки - из телячьих шкур, таская к кострам
сучья и дрова. Только тут он услышал, что кругом гомонят люди. Кто-то кого-то
зовет, кто-то ругается. Стук топоров, топот и ржанье коней - в общем, обычная
жизнь перед битвой. Это его успокоило малость.
Заметил князь и то, что за ним ходит какая-то маленькая
девочка в платке, в шубейке, в сапожонках. Это выбивалось из обычной военной
жизни. Он приостановился и вопросительно взглянул на неё. А она, как будто и
ожидала этого, с плачем кинулась к его ногам:
- Дяденька князь, пожалейте меня!
Все ее тело сотрясалось в рыданиях, а Юрий Всеволодович
поднял девочку за плечи, заглянул ей в глаза, залитые слезами:
- Девонька, что содеялось у тебя?
- Христа ради, пожалейте! - продолжала она рыдать.
- Да поведай мне свое горе, - погладил он ее своей широкой
ладонью по волосам, выбившимся из-под платка.
- Отпустите мово тятеньку, ради Христа, не мучьте его.
Князь нахмурился, не понимая в чём дело:
- Кто ты? Чья ты,
девонька? Кто твой отец?
- Настенка я, Авдеева дочь. Мы с тятенькой только намедни
пришли из Владимира. Тятенька сразу пошел к тебе рассказать, что тати пожгли
Владимир. Ведь я с тятенькой недавно встренулась. Была я украдена татями. А
маменька-то у меня в Володимире сгорела. Я ее так и не видела. А сам-то
тятенька раненый. Уж и куда я без него пойду-то? Пожалей ты меня сиротинушку! -
и она снова бросилась к князевым ногам. - Ведь я твово сына в полоне у татарей
выхаживала, поила его, кормила…
|