МСТЁРА
- Вячо наептуривает в Бутусе муслень?
- Кисеру деканов хруста!
…О чём это? О каких деканах речь? Что за белиберда такая? Сейчас расскажу, не торопитесь, всё по-порядку… Этот язык я из Владимирской области привезла. Во Владимирской области два «самостийных», как иногда в шутку говорят, населенных пункта – Суздаль и Мстёра. Эта самостоятельность заключается в полной отрешенности тамошних жителей от мира сего. О независимом городе Суздале легенды ходят, но там всё ясно и понятно: Суздаль некогда был патриаршим городом, почти что столицей Руси Великой. Суздальцы давно статус столичный потеряли, но с тех пор «ушли в себя»: торгуют своим лучком и огурчиками и в ус, как говорится, не дуют.
Так же и Мстёра. Мстеряне лишь по мере острой необходимости обращаются в свой районный или областной центр. Они сами себе и окраина и центр, для них никого больше не существует. Если бы не выставки, для них и Москва – не указ бала бы, но Москву не объедешь. У мстерян, как ни странно, нет заносчивости при этом, как на первый взгляд может показаться, но у них нет и благоговения перед «столицами» всех уровней. Они – сами по себе.
Ты меня не трогай, и я тебя не трону, - видимо, не повсеместно живет и торжествует этот несколько странный принцип жизни, а здесь, во Мстёре, он стал определяющим и главным не только в биографии самого поселка, но и в характере местных жителей. Это наложило свой отпечаток на всем укладе.
Хорошо это или плохо?! Однозначно сказать трудно: мы ведь порой не знаем, как и чем «добро» наше обернется. Французский писатель в «Маленьком принце» точно сформулировал, что мы в ответе за тех, кого приручаем. А если не приручать? Во Мстёре никто никого не приручает, а потому никто ни за кого не может быть в ответе… Может показаться, что это – недостаток, эгоизм, но тут считают так: если не лезешь с помощью, когда тебя не просят, то ты может быть и вреда никому не принесешь.
А что тут удивительного, так любой творческий человек. Здесь и на самом деле в каждом доме живут творческие люди, мастера вышивки, лаковой миниатюры, ювелиры. Представляете?! Что ни дом, то два - три лауреата какой-нибудь премии, а то и заслуженный или даже народный художник.
… Я приехала во Мстёру первый раз еще с классом в художественный музей лаковой миниатюры, а потом еще раз, чтобы встретиться с художником Владиславом Федоровичем Некосовым, и первое, что меня оба раза удивляло здесь: Мстёра не очень похожа на городской поселок, даже пусть небольшой провинциальный, но вместе с тем, Мстёра совсем не похожа и на село, большую деревню. Почти все улицы по-городскому широкие – между порядками домов поместится футбольное поле в длину, - чем не проспект большого города, а на задах – огромные картофельные палестины за каждым домом, как в деревне. В городе, ведь, посадочной земли – кот наплакал. Домов во Мстёре много городских, полукаменных: низ из красного кирпича, выложенных узорами, а верх деревянный – спальные, чтобы дышалось легко, но между этими домами стоят обычные деревенские избы только что не соломой крытые, а шифером или железом. Говорят, что еще недавно во Мстёре можно было встретить избы и без фундамента, - совсем редкие теперь, с земляными завалинками, которые разваливали каждую весну для просушки подпола. Чаще всего разваливали для продуха со сквозняком с двух сторон, спереди не трогали, чтобы вид фасада не портить и кумушкам чтобы было где сидеть и кости молодым перемывать. Но иногда дом мог совсем за зиму отсыреть, завалинки разваливали тогда со всех сторон, и дом стоял, как петух на длинных ногах, - четырех камнях-валунах под углами избы. По осени привозили доски или жерди, заколачивали подпол со всех сторон и садились за стол лики святых выписывать засыпав землей-песком завалинку у дома.
Благо, чего-чего, а песок во Мстёре повсюду. Земля совсем неурожайная, а именно потому, говорят, и появился здесь когда-то давным-давно промысел иконописный, от поиска заработка. Стали писать иконы в средние века, да может и раньше, сразу с приходом христианства, теперь уж об этом никто не может точно сказать. Иконы мстерян поначалу не понравились церковному руководству, но народ хорошо брал, - сами научились мстеряне торговать своими недорогими иконами, офени появились.
Не случайно именно здесь и песня написана, слова которой всем хорошо известны: «…прощался со мной милый до следующей весны». Это торговец-офеня, оставив невесту или жену, уходил из дому на пять-шесть месяцев с товаром.
А у жены могли спросить: «Вячо наептуривает в Бутусе муслень?» А она скажет на это: «Кисеру деканов хруста!» Что же это такое, все-таки? Потерпите. Так говорили в России сто пятьдесят лет назад. Не повсеместно, конечно, но язык был довольно распространенным. Это - язык офеней, небольшой группы торговцев из центрального региона.
Об этом странном и таинственном языке почти ничего не написано. Скорее всего, это произошло потому, что о нем очень трудно рассказать, его, - что любопытно, - надо показывать. Письменный перевод может не иметь ничего общего с истиной, которая передается только устно. В середине 1890-х годов задался целью рассказать подробно об этом языке этнограф, художник, издатель-самоучка, сам бывший офеня Иван Голышев из Мстеры. Кое-что в разных журналах опубликовал. Но в 1896 году Иван Александрович умер, как раз в год выхода в Петербурге первого тома своих сочинений. Об офенях и их языке подробно должно было быть в следующих томах, которые так, к сожалению, и не увидели свет. Вот и остался язык этот полной тайной. Об Иване Голышеве написала книгу «Мстёрский летописец» московский издатель и писатель Фаина Пиголицына.
Мне посчастливилось лично знать последнюю представительницу рода Голышевых Нину Николаевну Иродову. Ее дядя Владимир Сизяков работал у издателя Сытина, сама Нина Николаевна вела интересную летопись... в доме ее деда останавливался когда-то Николай Некрасов, приезжавший договориться с офенями распространять по России его «книжки для народа» стоимостью три копейки. Две копейки шли тогда издателю Голышеву и его подручным, а одна копейка тому офене-торговцу, который «прощался с милой до будущей весны». План на длительное сотрудничество провалился тогда у Некрасова: книжки дороже не шли, а за 33 процента торговец не хотел топтать башмаки. Несколько книг тогда все-таки издали. Они были розового цвета и получили у книжных собирателей за обложку название «Красные книжки». Это сейчас - раритеты и стоимость их почти баснословна.
… Сорок деканов хруста…
Сложность в понимании офенского языка заключена не только в том, что в нем невообразимо причудливо понамешаны перекореженные несвойственными грамматическими формами латинские, русские, немецкие, французские основные выражения с искусственно выдуманными жаргонизмами, а порой и вульгаризмами. Грамматические формы не имели никаких правил, но если бы дело было только в этом! Это было бы еще просто в понимании. Ведь тогда, рано или поздно, заложив все слова и их перевод в память, а ныне - в компьютер, можно просто найти смысл.Но весь фокус и прелесть этого замечательного языка в том, что даже сделав полный перевод, мы ничего не поймем: значение всех слов этого языка меняется в зависимости от целой гаммы обстоятельств, - от интонации, с которой они произносятся, от того, левая рука держит правую в момент разговора или наоборот, чешете вы при этом затылок или лоб... Значение меняется, кроме того, даже от порядка слов в предложении, а тут уже бессилен самый совершенный компьютер.
Мало того, что язык офеней зависит от интонации, особую роль в нем играют числительные, что объяснимо, если учесть, что офени - торговцы на «большой дороге». Чаще всего надо было «спрятать» среди побасенок и прибауток настоящую цену товара и суммы денег, которые везешь в потайных местах. Веками отрабатывался этой удивительный язык.
К сожалению, практика такой выразительной речи напрочь утрачена. А кто же такие офени? Торговцы мелким товаром вразнос и вразвоз были повсюду, но торговцы по имени офени жили лишь в одном краю. Границы офенского края вдоль реки Клязьмы и ее притоков очертил в 1861 году путешественник Владимир Безобразов. Центром он называет села Мстера и Холуй, на севере офени жили в Палехе, Шуе и Юже. На востоке края были гороховецкие, вязниковские, муромские земли до Нижнего Новгорода. На юго-западе - ковровские. Во Владимире и Суздале уже офеней не было, там незачем было уходить из дому надолго, земля Ополья кормила хорошо.
Вот что Безобразов пишет об офенском крае: «Земледелием здесь вовсе не занимаются... дорога идет лесами и песками. Однообразие путешествия прервалось лишь на пристани на Клязьме и колоссальным белым деревянным изваянием святого чудотворца Николая, стоящего с большим мечом в руках посреди пустынного леса. Живут здесь в основном иконописцы и офени».
Вот они-то, эти торговцы и придумали, а за десятилетия отточили совершенно непонятный для других язык. Их жизнь заставила говорить на таком языке. Ведь, им постоянно угрожала опасность: они носили и возили с собой деньги и в любой момент могли быть и ограбленными, и убитыми на большой дороге. Им приходилось разговаривать тайно, чтобы никто другой их не понял.
Кроме серьезной тайны, у офеней были тайны и помельче. У каждого торговца в их крупных остановочных селах на пути были «надежные дома», где они могли не беспокоиться за товар и деньги. Часто такими домами оказывались избы солдатки или вдовы. По приезде домой офеня коллеге офене как свой своему за чаркой при жене спокойно об этом мог похвалиться на своем языке: «вербухи корюки кубаськи - матас», что означало «глаза у девицы были зеленые, как у кошки». Если же жена немного все-таки владела азами офенского языка, смысл всегда можно было перевести и по-другому, что мол в эту поездку хорошо брали только «зеленые платки для молодых девиц».
Эта таинственность сыграла не последнюю роль в том, что в народе к офеням было неоднозначное отношение, часто офеней недолюбливали, а иногда и просто называли «мошенниками». Не всегда это было справедливо, хотя частенько, взяв товар «на реализацию» в кредит, офеня мог и остаться с вырученными деньгами где-нибудь в Сибири или на юге и там открыть свое дело.
Вот что рассказал художник Владислав Некосов:
- Вообще на Руси к любым торговцам относились всегда настороженно: обостренное и природное чувство справедливости россиян интуитивно подсказывало, что тороговец присваивает часть заработанного производителем товара. Проверить это невозможно, но и без «торгашей» не обойтись. Многие, так называемые, «трудяги» пытались сами продавать свой товар, но мало у кого это получалось. Тут нужен был особый талант. Офеня был психологом, он «видел насквозь» покупателя, знал, когда надо было остановиться, уступая в цене. Но, самое главное, - у торговцев был свой круг, в который непосвященный не мог попасть. Помогал этому и особый офенский язык. Часто у «трудяги», который сам пробовал торговать, и товар был лучше, и цена ниже, а покупали у офени.
Забытый язык строится на парадоксе: понять фразы и легко и невозможно одновременно. Таинственный язык. На нем не говорит теперь ни один народ. Хотя на первый взгляд переводится текст, с которого я начала этот очерк, довольно просто.
- Вячо наептуривает в Бутусе муслень?
- Кисеру деканов хруста!
«Много зарабатывает в столице муж?». Ответ: «Сорок рублей».
В этой простоте есть некая тайна: перевести можно - понять нельзя, потому, что перевела я только один вариант, а есть и еще один, который я и сама не знаю…
…Офени пропали с приходом цивилизации, пропал и уникальный офенский язык. Офени или торговцы вразнос мелким товаром существовали повсеместно, в Костромском и некоторых других губерниях их называли «ходебщики», в Москве и Петербурге - «лоточниками». Торговали эти ходебщики-лоточники лентами, серьгами, перстенечками, ситцами для девиц, недорогими книжками для книгочеев. Однако, настоящие офени, владевшие своим языком были только из одного края – из Мстёры.
Наталья Цыплева
Фото автора. На снимках: лаковая миниатюра, мстёрская шкатулка «Тройка»; старая Мстера.
Мстёра – Москва. 2006.
Наталья Цыплева с «Планеты детства»
